и на древнее крыльцо,

ножкой босенькой вступило

чудо юное… «Кино-о, -

прошептал Иван и глубже

он в подснежники залёг. -

Поглядим-ка, кто тут вышел

на укрытый мхом порог».

То красавица лесная…

не заметив чужака,

песню звонко напевая,

два ведёрочка взяла

и пошла легонько в горку.

«Значит где-то там вода, -

вдруг подумалось Ивану. -

Пить охота… Два б глотка».

И, томимый "жаждой знаний",

он за песней побежал,

хоть и прятался кустами,

но прекрасно распознал,

как забавна и мила,

быстра на́ ногу́, легка,

духом сильная, что вьюга…

– Как напомнила супругу

незнакомка, вверх спеша…

В точь Снегурочка моя!?

А за горкой вдруг открылось,

как небесный диамант,

озерцо из азурита,

малахитом взятым в рант.

Пар струится с озерца –

знать там тёплая вода,

знать источником волшебным

здесь открылась глубина.

Дева быстрая разделась,

сарафан скользнул в траву…

Ванька выскочил на берег,

следом, эту красоту увидал, и…

закружилось небо в озере…

в пару разглядел он,

как затихло всё на чудном берегу,

как легонько, мир чаруя,

дева ангелом вошла в озерцо,

и в мир глубокий от неё волна пошла…

…Сколько будет мир подлунный на земле существовать,

Столько будет хлопец юный за брусничкою лежать

И подсматривать с уяра, как купаются они –

Девы мокрые, златые в брызгах счастья и любви…

…И небесные светила,

Солнце с Месяцем, хранясь,

на закате, за берёзки,

уходить, не торопясь,

и, бросая луч прохладный

на прозрачные тела,

вместе с мо́лодцем любуясь

сквозь пронзённые леса,

на резвящихся подруг,

вспыхнув рощей, скажут вдруг:

«У традиции чудесной

нет начала, нет конца,

миллиарды лет промчались,

а желанье молодца́

лишь сильней да ярче стало…

Коромысло – два ведра.

Как же девы хороши,

что резвятся от души!

Как же молодцы прекрасны,

что красны румянцем красным.

Как же мы с тобой ловки –

созерцая от души, тех,

кто спрятался и млеет,

тех, кто плещется и греет,

красотой украсив мир

в сердце дерзком у задир»…

…Сарафан накинув скоро

на прохладный, влажный рай,

дева в озере черпнула

вёдра полными под край.

Камыши качнулись кротко

ей в ответ, благодаря,

а она им подмигнула:

«Я ещё приду сюда».

И, пошла обратно в горку –

вёдра плещутся водой,

тяжелы, не по размеру –

шаг шагнёт и снова стой,

прогибается тростинкой

камышовой над водой.

Вечер минул, месяц светит…

«Эй, красавица, постой! -

к ней, к испуганной, смущённый

наш герой вдруг подбежал,

юным ликом розовея,

имя он своё назвал,

а потом, когда был ближе,

он сомлел, – Я помогу?..

Где же, Радость, коромысло?..

Я летел, а тут, смотрю…

Как изящна ты, тонка,

ноша эта для тебя

не по силам, дайка мне.

Сколько-ж литров то в ведре?»

«Литров семь, а может восемь.

Напугал, чёрт, вся дрожу, -

дева вёдра передала. –

Держишь, мо́лодец?»

– Держу!

Взгляд зелёный кинув в Ваню,

шаг решив не прибавлять,

Чудо милое вздохнуло

и шепнуло: «А как звать

ты меня видать не спросишь?»

«Ой… Конечно же спрошу!

Как же, дивное создание,

ты зовёшься здесь, в лесу?»

Незнакомая знакомка

прошагала в тишине

семь шагов, а может восемь

и подснежники в траве,

ей, согласные кивнули…

Та, ресницы приподняв,

улыбнулась в мир: «Алёнка…»

Ванька ахнул, вновь пролив

из ведра на ножку чуду,

что шагало рядом с ним,

капли с озера: «Алёнка?!»

– Да…

И чувствами томим,

молоде́ц опять всё вспомнил…

Клятву милой на пиру,

что вернётся она снова

на Покров, но до того,

будет между ними снова

взглядов молний что – ого!

Чудо Ваню оглядело,

заглянув в раскрытый рот

и на ножки посмотрело,

на свои, где в хладе вод

пух встал дыбом мягким, белым,

как над озером туман,

и промолвило: «Что, Ваня?

Сердце мается от ран?»

Молоде́ц слезой ответил,

та, скатилась каплей вниз,

шмыгнул носом: «Ах, Алёнка,

потерял я главный приз.

Снег растаял. В лужах синих

проплывают облака.