– Тэ как? – проговорил нетесаным языком незнакомец.

– Пить, – прохрипел больной, разлепляя запекшиеся губы.

Мужчина повернулся, взял с прикроватной тумбы эмалированную кружку, подал:

– Пэй.

«Черт, она все время была здесь». Андрей попытался освободиться из-под шкуры и не смог. Мужчина это заметил, просунул руку ему под голову, приподнял, затем приблизил кружку к сухим потрескавшимся губам. Когда Андрей приоткрыл рот, влил немного жидкости. Больной сделал глоток, затем еще. Ощутил, как живительная влага, словно ручей в знойной пустыни, пробивает русло по пищеводу и стекает в скукожившийся желудок.

Андрей выпил, попросил еще.

– Хватэт, – безапелляционно проговорил бородач, развернулся и с кружкой вышел. Скоро послышались голоса, в комнату вбежал Максим, а чуть позже вошла пожилая женщина в сером платке в ворохе длинных юбок и низкорослый, худощавый старик в каракулевой шапке, с кустистыми проволочными бровями. Женщина что-то проговорила на непонятном языке. Из всей фразы Андрей разобрал лишь «болеть». Он покачал головой:

– Не понимаю.

Тогда затараторил Максим сбивчиво, порывисто, прыгая по событиям, как голыш по воде. Андрей остановил его, попросил по порядку и медленно. Старики вышли, оставив родственников наедине.

От сына Андрей узнал, что после того, как он потерял сознание, старик Махти с Рашидом вытолкали УАЗ и положили его на задние сидения. Ехали примерно с километр, пока не уткнулись в скалу. Рашид сказал, что дальше дороги нет, осталась лишь тропа. Инструментом из багажника он открутил капот, привязал к нему веревку. Посередине положили Андрея, по бокам, сколько влезло, распихали продуктов и прочих вещей. Тащили по снегу километра четыре, теперь они здесь.

Бабушка Заза промыла раны, наложила мази и перевязала. Андрея сильно удивило, что не приходил в сознание четыре дня. Максим рассказал, что очень за него волновался и по ночам плакал. Он обнял отца:

– Я так за тебя боялся, пап, – говорил, шмыгая носом, – просил Боженьку, чтобы не дал тебе умереть. Говорил, что ты мне очень нужен.

Андрею было неимоверно тяжело держать на груди сына, но терпел. Лишь когда закряхтел, чтобы вдохнуть, Максим поднялся, вытер слезы, продолжил рассказ.

Заза к нему была добра, успокаивала, занимала мелкой работой по дому. А больному делала перевязки, обтирала пот, меняла компрессы и мокрые простыни. Ата-Махти молился Аллаху за его жизнь и здоровье. Ача-Рашид следил за хозяйством, кормил и поил овец, делал сыр. Максим ходил с ним на снегоступах к машине. Слили из бака бензин, забрали инструмент, канистру и прочее, что не смогли унести в прошлый раз. Рашид сказал, что снег не прекращается и машина не проедет. Пообещал прийти позже и снять зачем-то колеса. Один раз позвал Максима на охоту и учил стрелять.

Андрей перебил сына, спросил, где телефон? Тот достал из кармана куртки мобильник, протянул отцу. Грустным голосом сказал, что за все время, пока он был в беспамятстве, не принял ни одно сообщение, ни звоночка. Чтобы экономить батарею, выключил его.

Прошло много дней, прежде чем Андрей поднялся на ноги и смог идти. Но до этого произошли события, которые заставили его по-иному взглянуть на природную аномалию.

Первое – это младший сын Махти Шалыш. Он с отарой еще до снегопада ушел на дальние пастбища. Связи в горах никакой. Поэтому Махти и Рашид могли только догадываться где тот и что с ним. А догадывались они вот о чем: когда пошел снег, Шалыш, как семья Аджиевых, Тимофеевых и многие другие рассчитывал, что аномальные осадки скоро растают. А когда их нападало огромное количество, и вера иссякла, повел отару домой. По глубокому снегу идти трудно и долго, надо набраться терпения и ждать