Приют последний, колыбель,
Сон, без начала и конца,
Метла от тризны до венца,
Метет, метет крахмальный снег
И, вновь сужден обратный бег.
По жизни, словно на арене,
Суставом скошенном в колене,
Идет по кругу человек,
Не в силах разорвать оковы пут,
Которые ему ветра плетут.
А он все ждет судьбы начала,
Кто бы помог, кто бы решил,
А нет бы, сам набрался сил,
Откинул мертвое одеяло,
Встряхнул главою и прозрел,
Увидел мир, что чисто бел,
И сам на этом покрывале
Соткал свою судьбу себе,
Хозяином в своей избе.
Но дремлет, смерть ему близка,
Змеей застыла для броска,
Упорно собирая яд
В сосуде трубчатого зуба, ждет,
Когда совсем ослабнет тот,
Чтобы открыть на жертву рот.
Все будет так, ну, а пока,
Гарцует ветер, гонит облака,
Осколками роняя рафинад
Засыпал город Мертвых – град.
Так много, реки колотого льда,
Еще никто не видел никогда.
А после долгое волненье
Укрыло белое пенье.
Рулон раскатан ватной ткани
По всей умывшейся земле.
Начеса мягкое плетенье,
Как праздничное украшенье.
Зима за пяльцами вздыхает,
Себя работой утешает,
В натянутую ткань вплетает
Нить утолщенную – букле.
Рукой взмахнула, повела,
Узором хитрым заплела, —
Кулирной гладью на пяло
Снег изморозью намело.
Раздует щеки на пяло,
Как на остывшее чело,
С земли мерцающий налет
Метель клубами понесет,
Лоснящийся припудрит лед.
Взовьются вихри у дорог,
Муслина рыхлого воронки,
То плачет, жалобно поет
Песнь о потерянном ребенке.
В том пенье стон, в том стоне крик,
Насквозь,
До атомов проник в пространство,
И изменил его.
Вновь обновленное убранство
Нехоженых дорог легло.
Идет одна, в какой они ведут острог?
Зовет, кричит, за весью весь,
Ведь знает, где то рядом, здесь!
Все холоднее на душе,
Как будто в сердце ткнули нож,
Под ребрами тесак торчит,
До боли, что бросает в дрожь.
Уходит через рану жизнь
Теряя время, рано – поздно…,
Земля той вечностью промерзла,
До основанья, до кости,
Продрогла так, что вся звенит,
Настолько, даже меркнут звезды,
Взошедшие в зенит.
Расплылись блеклой акварелью в миражи,
А раньше было, раскрывались,
Цветами лилий Суланжи.
В ночной тиши, в лесной глуши,
Распустит небо лилий цвет,
Сиянье брызжет по просторам,
Мерцает в небе самоцвет,
А вот теперь лишь мутный свет,
Туман до одури морит,
И лишь одна звезда сияет, горит,
Как будто за землей следит,
Хрустальным блеском серебрит
Глаза усталые слепит.
Зима под светом тем не спит,
За рукоделием сидит,
Все вышивает, что то ткет,
В огне лучину поправляет…,
И ведь совсем не устает.
Накрылся лес телесной сеткой,
Затих под нею, слабо дышит,
И каждым вздохом шевелит
Оборки, складки драпировок
Наряженных в убранства елок.
Легка воздушная кулирка,
Шелк расстилает под копирку
На юбки – клеш, длиною в пол,
Как будто бы девчонки вызрев,
Решивши выйти на престол,
Пришли на королевский бал,
И скромно встали
У зеркал в колонном зале.
Воск в канделябрах тихо таял,
Плыл, оплавляяся – пылал,
В разводах льющихся на стены,
Подобно щекам на морозе,
Румянцем алым заиграл.
Где было множество потерь,
Теперь есть встречи,
И в свете собственной души,
Ты безупречен!
Случится все когда ни будь,
Лишь смелости иметь чуть – чуть,
Суметь партнера притянуть,
Мужчине – женщину,
А женщине – мужчину.
Чтоб захотелось щегольнуть ему,
На встречу нежности шагнуть,
Взглянуть в глаза, и утонуть….
Приливом кровь, и от волненья
В мотивах кружевных напевов
Корсеты приподняли грудь,
Не выдохнуть и не вздохнуть
В минуты ожиданья эти.
Освоившимся на банкете,
Забыв настрои о запрете,
Захочется с плеч снять, встряхнуть,
Мех опыленный перламутром,
Чтоб он до наступленья утра
Свой блеск прекрасный осыпал,
Пылинок крохотных крахмал
Посеребрив паркетный зал,
Пыльцою золоченой пудры
В пол лакированный упал.