Ромка уселся прямо на землю, привалившись спиной к углу между забором и ларьком у выхода. Не помогло, а тут ещё крик какой-то тётки:

– Ворюга! Держите вора! Милиция!

Голос был противный, визгливый и настолько пронзительный, что хоть уши затыкай. В другой раз Ромка посмотрел бы, что это там за ворюга, но ему в тот момент было не до того. Он просто сидел с закрытыми глазами и не догадывался, что «ворюга» – это он.

За милицией дело тоже не стало. Тут же появились двое. Один молодой и высокий, другой поменьше ростом, пожилой.

– А ну вставай! – заорал высокий, и с силой дёрнул Ромку за руку – за больную, за правую. Боль, которая давно уже прошла, снова пронзила руку и правую сторону груди, помутилось сознание.

– Не надо! – закричал Ромка. – Что вы делаете! Больно же!

– Не ори! – прикрикнул высокий. – Не помрёшь, ворюга! Больно ему, понимаете ли…

– Виктор! – сказал высокому милиционеру пожилой. – Поаккуратней!

– Чего поаккуратней?!

– А то и поаккуратней. Что он тебе сделал?

– Вы знаете, Николай Афанасьевич, – ответил высокий, – я терпеть не могу ворьё.

– А ты видел, как он что-то украл? Может, вот эти лохмотья, которые на нём?

– Не украл, так собирался украсть! – не унимался высокий. – Знаю я эту шпану! Такой же, как и те!..

– Угомонись! Те это те! А этот не те!

Высокий продолжал держать Ромку за руку. Было больно.

– Отпустите, – попросил Ромка, – я не убегу.

– Ещё чего! – ответил высокий. – Знаю я вас, шпану!

– Больно! Ну держите тогда за другую руку! Эта жуть как болит!

– Виктор, – сказал пожилой милиционер, – да не держи ты его. Побежит – поймаем. Куда он тут денется?

– Ага. Вы, что ли, будете ловить?

– Ну держите за другую руку, – снова попросил Ромка. – Вам не всё равно, за какую? А эта жуть как теперь болит.

– Виктор, – сказал пожилой, – боишься, что убежит, возьми его за другую руку. Вдруг и правда болит?

– Да чёрт с вами обоими, – ответил высокий.

Когда милиционер отпустил Ромкину руку, боль не прошла, а даже заболело ещё сильнее. Ну вот, тут ещё эта тётка – «пирожковая торговка». Вышла из-за прилавка и идёт к милиционерам. «Ага, сейчас и она что-нибудь наврёт, – подумал Ромка. – Скажет, что я у неё пирожок стащил. Вон тащит кулёк какой-то».

Тётка, подойдя, говорит:

– Да постойте же. Что вы набросились на мальца как волки? Ничего он не крал. Пусть эта дура не выдумывает. Я видела, как он только вот пришёл. Потом уйти хотел, но не смог. Вы что, не видите, что ребёнок голодный и ему плохо?

– Голодный… – недовольно буркнул высокий. Вот такие же голодные на этой неделе… Да… что там говорить…

Высокий отвернулся, а тётка… даёт Ромке кулёк с пирожками:

– На, милый, покушай. И не бойся. Дяденьки отведут тебя в приют. Не век же тебе по улицам болтаться.

Ромка растерялся. Такого поворота дел он не ожидал. Тётка, которая сначала показалась Ромке злой, оказалась совсем и не злой. Даже наоборот.

– Ну чего ты? Бери, не стесняйся, – говорит тётка.

Ромка хотел взять кулёк правой рукой, но рука сильно болела. Пришлось взять кулёк левой рукой.

– Спасибо, тётенька, – сказал Ромка вслед уже уходящей торговке.

– Да ладно уж, чего уж там, – обернувшись, ответила торговка. – Ты кушай, сынок, кушай. А то вон как изголодал.

– Всё равно, спасибо вам, гражданка, – поблагодарил её пожилой милиционер, потом говорит Ромке:

– А ты давай топай с нами в отделение. Там во всём и разберёмся.

***

Идти было трудно, ноги заплетались от слабости. «Сесть тут, и пусть делают, что хотят», – подумал Ромка. Нет, он всё-таки не сел, а шёл дальше, жадно уминая пирожок за пирожком. А пирожки, после двух дней скитаний, казались вкуснющими. Плохо, только, что теперь болела рука. Приходилось доставать пирожки из кулька левой рукой, а кулёк удерживать, прижав его локтем правой руки.