У Джорджоне же пейзаж становится едва ли не главным действующим лицом. И речка, и дома, и развалины на переднем плане весьма реалистичны. Скоро начнётся гроза. И вот ведь какое дело: город есть, а жителей не видать. Никто не спешит спрятаться от надвигающейся непогоды. Из живого одна только птица, сидящая на крепостной башне. Что бы сие значило?

На переднем плане фигуры юноши и женщины с ребенком. Выглядят они как-то странно. Женщина практически обнажена. Она знает о нашем присутствии и словно чего-то от нас ждёт. Чтобы мы перестали на неё засматриваться?

Юноша никуда не торопится. Возможно, приставлен охранять женщину и теперь дожидается, когда та покормит ребёнка. Посматривает по сторонам. Вроде – никого…

На надвигающуюся грозу оба не обращают внимания. Им не до неё?

Получается, перед нами два мира: мир природы и мир людей. И там, и там свои проблемы. И люди не замечают природы до последнего. Вот хлынет как из ведра, тогда и засуетятся.

Перед разгулом стихии все беззащитны – и взрослый, и ребёнок. Но кто-то уже спрятался под надёжной крышей, а кого-то буря застигнет врасплох.

Так бывает с жизненными обстоятельствами. Человек ни о чём не догадывается, а где-то там, вдалеке, над ним уже сгустились тучи. Грянет ли гром? Кто знает…

Но кто эта женщина? Вернее, чей образ она символизирует?

Пожалуй, Венеции, кормилицы Европы начала XVI века (практически вся мировая торговля была у ней под контролем). Но тогда сгущающиеся тучи – это символ опасности, надвигающейся на прекрасный город. От кого она исходила? От грозной Османской империи.

В начале XVI века Венеция оказалась в сложном положении. Опасность была велика, ибо Серениссима осталась практически один на один с надвигающимися османами. Остальная Европа осторожничала, не желала связываться с пассионариями с Востока.

Эту картину мы и наблюдаем: город, наглухо закрывший ворота и ставни (цивилизованная Европа), надвигающаяся буря (война с османами), одинокая женщина с ребёнком (под защитой молодого человека, вряд ли способного её защитить).

Однако, несмотря на кажущуюся безнадёжность сопротивления, Венеция выстояла (пусть и ценой немалых потерь). Случилось это, прежде всего, благодаря отличному флоту. Так что, в конечном итоге, гроза миновала.

***

Однако, загадки пришлись нам по душе. Поищем же ещё чего-нибудь таинственного, мистического. Например, обратимся к событию, всем известному и бесконечно любимому живописцами: явлению людям распятого на кресте Иисуса. Пожалуй, не было среди художников мастера, не запечатлевшего то великое событие.

Беньямин Герритс Кейп, «Христос в Эммаусе». 1640. ГМИИ им. А.С.Пушкина.

Необычная картина: простецкие физиономии, топорные формы. Словно дровосек поработал над созданием художественных образов. Прямо-таки лешие из сказки…

Посетители таверны весьма недоверчивы. Они хоть и дуболомистые простаки, но на мякине их не проведёшь. Христу придётся изрядно потрудиться, прежде чем до этих тупых увальней дойдёт, что он и есть тот самый Иисус из Назарета, чьи проповеди смущали слушателей своим человеколюбием и всепрощением.

Воскресший Христос словно воспаряет над слушателями, убеждая их в своём возвращении.

Мы словно в театре, где разыгрывается некая мистерия, а актер, подвизающийся в главной роли, изображает одержимого.

По мнению Кейпа Христос – личность не от мира сего. Однако, картина вызывает не священный трепет, а улыбку. Наверно, всё дело в нарочитой серьёзности происходящего. Драма переходит в гротеск.

Сдержанная палитра… Свето-воздушные эффекты… Погружение во мрак… Тут же – мощный источник света. Словно вспышка всепобеждающего Учения…