Брамантино (Бартоломео Суарди) (1465—1530). Ок. 1501 г. Галерея Брера, Милан.

С Брамантино, художником из Милана, мы уже встречались. И вот – новое свидание.

Его произведения всегда отличаются оригинальностью и некоей парадоксальностью. Например, здесь. Что хотел сказать автор?

Сразу возникает вопрос о предназначении столь серьёзной композиции. Есть основания полагать, что картина была заказана не в качестве алтарного образа для какого-нибудь храма, а в связи с бракосочетанием сына Джан Джакомо Тривульцио с Паолой Гонзага в 1501 г. И это многое объясняет.

Композиция воистину необычна. Процессию, проходящую мимо распятого Христа, встретишь не часто. Но если принять версию бракосочетания и попытаться соответствующим образом её интерпретировать, то получится следующее.

Молодожёны – это юноша и девушка (слева) в обществе женщины в чёрном мафории, убитой отчаянием. По библейскому сюжету это должна быть Дева Мария.

Богоматерь готова пасть на грудь молодого человека, а тот готов её утешить. То есть выбор Девы Марии очевиден. Но что делать в такой ситуации Паоле? Не знаете? Вот и она не знает, почему и обернулась в нашу сторону… За помощью… Единственная из всех участников композиции. Зато теперь мы можем с уверенностью сказать, кто был заказчиком картины: несомненно, Джан Джакомо Тривульцио, ибо умирающая от горя Мадонна обратилась за сочувствием к его сыну, а не к невестке. Так что молодой женщине предстоит большая работа по уверению властителя Милана в своей преданности семейным ценностям.

Но Джан Джакомо Тривульцио был не просто хозяином Милана, а и большим почитателем древности (читай – античности). О ней напоминают, прежде всего, одежды участников процессии. Особенно у мужчин. Видимо, то был наилучший способ засвидетельствовать их высочайший аристократизм. Так что Паоле Гонзага несказанно повезло пополнить ряды столь продвинутого в историческом плане семейства.

Однако, совмещение мучительной смерти на кресте одних с церемонией бракосочетания других выглядит несколько странно. Предполагается, что у брачующихся любовь будет непременно до гроба? Что ж, если так, то этот Джан Джакомо Тривульцио, кондотьер и вояка, был серьёзным мужчиной. Во всяком случае – правил придерживался самых строгих. Эх, Паола, куда тебя занесло?

Рафаэль Санти (1483—1520). «Распятие с Девой Марией, святыми и ангелами» (Распятие Монд). 1503 г. Лондонская национальная галерея

Пьетро Перуджино. (1445—1523). «Мадонна с Младенцем и ангелом». 1500 г. Лондонская национальная галерея.

Пьетро Перуджино. «Распятие с предстоящими». Ок. 1485 г. Вашингтонская национальная галерея.

Картина Рафаэля предназначалась для алтаря церкви Сан Доменико в Читта ди Кастелло. Написана в 1503 году, когда Рафаэлю было 20 лет. В ней легко можно увидеть влияние Перуджино, в мастерской которого Рафаэль проходил обучение.

Стиль Перуджино достаточно узнаваем. Персонажи у него, как правило, статичные. Большое внимание уделяется природе, всегда живописной: реки, равнины, горы, скалы, трепещущие деревца, изящные и почти нематериальные, тонким кружевом своей листвы на фоне прозрачного неба создающие впечатление некоей изысканности и утонченности…

Если говорить о триптихе, то он исполнен в мягких, охристых тонах, дарующих успокоение глазу. Его хорошо созерцать в раздумьях о быстротечности жизни, её смысле и предназначении. Такая живопись призвана настроить зрителя на философский лад, с чем она прекрасно справляется.

Все работы Перуджино отличают утонченность и изящество образов. Но есть в них и некая шаблонность, выражающаяся в том, что все его героини, как правило, на одно лицо. И они идеально прекрасны. Кажется, что задействована одна модель. Видимо, для художника существует некий опосредованный женский образ, индивидуализировать который нет никакой надобности. Для него женщина – исключительно символ нежности, изящества и спокойствия. И этого достаточно. Такое возможно в том случае, если есть осознанное разделение всего сущего на реальное и идеальное. И в живописном исполнении ничего от реалий быть не должно. Ни к чему это. Художник уходит сам и уводит за собой зрителя из окружающей его суровой действительности в мир грёз и иллюзий. Это – надуманный мир, в сотворении которого Библия – лучший помощник.