Голгофа выглядит вполне благоустроенной площадкой из тесаного камня. Словно некая сцена, на которой разыгрывается пьеса чрезвычайной важности. Роли распределены, время назначено. Сейчас по ступенькам поднимется последний из действующих лиц – и можно заканчивать.

Картина безупречна с эстетической точки зрения и радует глаз. Что ж, верующие должны приобщаться к прекрасному – всегда и везде. Да и расставание с жизнью в столь красивой обстановке обидней вдвойне.

Мастер Аахенского алтаря. «Распятие». 1495г. Лондонская национальная галерея.

Тут уже не до природных красот. Куда меньше заботят живописца и вопросы эстетики. Как, впрочем, и исторические соответствия. Воины весьма отдаленно напоминают римских легионеров. Они живописны, а порой и просто экзотичны. Композиция страшно перегружена. Это какое-то месиво из плачущих, сокрушающихся, злобствующих и остающихся равнодушными персонажей. Все смешалось в хаосе предстояния перед неизбежным.

Художник относится к казнимым с сочувствием и жалостью. При этом анатомическое совершенство обнаженных тел, их материальность отходят на второй план. Живописец, совершенно в духе Северных мастеров, ставит во главу угла именно эмоции, отдавая им предпочтение перед законами перспективы, глубиной изображения, трёхмерностью пространства и прочими профессиональными тонкостями. В сравнении с Мантеньей, данная работа выглядит архаичной. И при взгляде на нее сразу вспоминаются немецкие экспрессионисты начала ХХ века с их откровенной плоскостностью и яростной эмоциональностью.

Мартин ван Хемскерк. «Голгофа». 1540г. Эрмитаж

Живопись не стоит на месте и в Эрмитаже мы можем увидеть еще один интересный вариант прочтения того достопамятного события.

Мартин ван Хемскерк – художник Севера Европы. Его «Голгофа» написана ближе к середине ХVI века и представляет из себя триптих. Здесь переживания художника по поводу неправедного осуждения величайшего из людей особенно впечатляющи. Они на грани отчаяния. Потрясающе исполнены фигуры распятых разбойников. В них вложено столько страсти, что фигура самого Спасителя, мертвого к тому времени (и выглядящего совершенно умиротворенным), как-то теряется. Кстати, Хемскерк зачем-то разбрасывает бедолаг по деревьям. Наверно, так они выглядят особенно эффектно. А то, что они пригвождены к сучкам и обрубкам, делает их мучения и вовсе нестерпимыми.

На кресте распят только Иисус. Великая смерть освятила эту конструкцию, сделав её совершенно непригодной для умерщвления обычных нарушителей порядка. Нет уж, пусть они умирают как-нибудь по-другому.

Всё происходит на фоне беспросветно черного неба, что добавляет трагизма. Свет льётся невесть откуда. Палитра намеренно обеднена. Образы мучителей искажены, деформированы. Даже лошади у них какие-то сомнительные. Все это должно вызывать праведный гнев благочинных прихожан, с негодованием взирающих на этакое непотребство. Мол, как смеют эти уроды глумиться над нашим Спасителем?

Художник отдает себя во власть яростных эмоций, напрочь забывая при этом об историческом правдоподобии. Впрочем, он мог быть просто не в курсе, как одевались римляне. В результате те выглядят совершенным сбродом.

В творчестве Хемскерка ощущается сильное влияние маньеризма. Формы пластичные, выразительные, образы – острохарактерные. Картина построена на контрастах: отчаянная борьба за жизнь приговоренных к смерти разбойников и божественное умиротворение Иисуса Христа, принявшего свой жребий со стоическим спокойствием. Видимо, в этом и заключается разница между богочеловеком и простым смертным.