Воля, как и разум, всегда актуально ограничена, поэтому, воля и разум, в конечном итоге – одно и то же. Разум, исследуя необходимость, упорядочивает страсти, аффекты души, становясь ядром воли, а затем стремится к полному совпадению с ней. Так Спиноза утверждает возможность сочетания необходимости и свободы. Свобода, по его мысли, противостоит не необходимости, а принуждению, насилию. «Стремление человека жить, любить и т.п., – писал философ в одном из своих писем, – отнюдь не вынуждено у него силой и, однако, оно необходимо»…193

Рациональное познание позволяет человеку осознать необходимость, обусловленную тем, что он является модусом единой субстанции, и стать в меру этого осознания свободным. Иными словами, свобода есть осознанная (познанная) необходимость.

Такая трактовка, как это отмечали мыслители, несмотря на свою четкость, ясность (она наметилась еще у Демокрита, и, в целом, позитивно была оценена марксистско-ленинской философией) обладает серьезными недостатками. В ней свобода рассматривается больше в гносеологическом, чем в онтологическом ключе. (Представим ситуацию: индивид находится в тюрьме, осознает необходимость своего пребывания в ней и… свободен? Может покинуть тюремные стены?) Так что это определение больше относится к благоразумию, что ли… к внутренней психологической свободе. Полноты того, что мы называем свободой, такая трактовка не дает.

Применительно к этике, свободой было бы полное истребление аффектов – страстей в результате их подчинения абсолютной воле мудреца. Высшая ступень знания, достигнутая мудрецом, называется Спинозой «познавательной любовью к Богу». Она обозначает также единство человеческого духа с природой, и выражается в чувстве глубокого удовлетворения, в счастьи.

Вместе с тем, этика Спинозы лишена утилитаризма: «Блаженство не есть награда за добродетель, но сама добродетель»,194 хотя и согласуется со стремлением человека к самосохранению, содержит черты, так называемого «разумного эгоизма».

Идеал человека – мудрец, он же – свободный человек, в котором в индивидуальном модусе проявляется сущность человеческой природы вообще. «Человек свободный ни о чем так мало не думает, как о смерти, и его мудрость состоит в размышлении не о смерти, а о жизни».195 Главной же целью нравственного существования Спиноза называет «истинную разумную жизнь», «совершенствование разума», приводящее к «подъему свободы».

Из всех видов власти мыслитель выделяет главный – власть разума.

Едва ли не большее почтение к разуму испытывал великий немецкий мыслитель Готфрид Лейбниц, хотя его нравственное применение считал важнейшим признаком человеческого достоинства: свои «Новые опыты о человеческом разумении» он написал в острой полемике с «Опытом о человеческом разумении» Джона Локка, и они «были уже готовы к публикации, когда умер Локк. Лейбниц отказался от печатания своего произведения и был тверд в своем решении».196

Применив понятие «субстанция» прежде всего к Богу – «Единому Существу», «владыке универсума», – Лейбниц утвердил принцип плюральности, множественности субстанций – монад, которые им мыслились как идеально-духовные первокирпичики всего бытия. В антропологическом аспекте монада – субстанциальное начало человека, репрезентирующее, одновременно, весь мир: Бога и Вселенную.

Мы живем, по учению Лейбница, «в наилучшем из возможных миров»: Бог не мог сотворить мира более лучшего, чем тот, который им уже сотворен. Ведь в этом – возможном – мире должна присутствовать свобода (Бог желает именно свободной любви от человека), а свободой человек может пользоваться и неумело, неразумно, порождая не благо, а зло. Последнее оказывается столь же необходимым компонентом универсума, будучи возможным в контексте свободного волеизъявления человека.