– Кровь – это жизнь.

Сорка вздохнула.

– Да, это так. Спасибо тебе.

Выпив зелья, она уснула.

Неделю, а потом и другую она была здорова, и сила не уходила. Кэвон бился, шел напролом, подползал тайком, но она давала ему отпор.

Цвел терн, за ним распустились подснежники, и прибавляющийся день ото дня свет все больше говорил в пользу весны. Зима отступала.

Каждый вечер Сорка искала в огне своего Дайти. Когда получалось, говорила с ним, с риском для себя посылала к нему свою душу, чтобы та вернулась назад и принесла с собой его запах, голос, прикосновение – перед этим точно таким же образом напомнив ему о себе.

И тем самым укрепляя силы обоих.

О Кэвоне она ему ничего не рассказывала. Магия – это ее епархия. Против такого, как Кэвон, меч, кулак и даже воинская доблесть бессильны. Дом – до того, как она взяла в мужья Дайти, – принадлежал ей – значит, ей его и защищать. Как и детей, которых они вместе произвели на свет.

И все же она продолжала считать дни до Билтейна – дня, когда он вернется домой.

Дети росли и постигали новое. Какой-то голос у нее в голове неустанно твердил, что она должна обучить их всему, что умеет сама, причем как можно быстрее. Сорка не подвергала это сомнению.

Ночью, при свете очага и сальной свечи, она долгими часами записывала свои заговоры и заклинания, рецепты зелий и даже мысли, не обращая внимания ни на вой волков, ни на шум ветра.

Дважды ее призывали в замок к больному, и тогда Сорка брала с собой детей, чтобы те смогли поиграть с одногодками, чтобы оставались у нее на глазах, а заодно видели, каким уважением пользуется Смуглая Ведьма.

Потому что и имя ее, и все, что оно олицетворяет, потом перейдет к ним.

Но всякий раз по пути домой ей требовалось снадобье для восстановления сил, которые отнимало у нее врачевание.

Несмотря на тоску по любимому и на пошатнувшееся здоровье – а она понимала, что оно уже никогда не восстановится, – Сорка изо дня в день обучала детей ремеслу. Когда Эймон подзывал Ройбирда – теперь принадлежащего скорее ему, чей ей, – она отходила в сторону. И с гордостью смотрела, как ее малышка едет верхом на Аластаре, бесстрашная, как настоящая воительница.

И гордилась но и грустила одновременно, понимая, как часто Брэнног обходит лес вместе с верным Катлом.

Они унаследовали ее дар, но оставались детьми. Она заботилась о том, чтобы они слушали музыку, играли в игры и, насколько это возможно, сохраняли невинность.

У них бывали посетители – кому-то требовалось заклинание, кому-то – лечебная мазь, кто-то искал ответы на вопросы, кто-то заказывал приворот на любовь или богатство. Кому могла, она помогала и принимала приношения. И еще смотрела на дорогу – не спускала с нее глаз, хотя и знала, что любимый вернется не раньше, чем через несколько месяцев.

Как-то раз, когда ветер был несильный, а сквозь облака проглядывало голубое небо, Сорка с детьми отправилась на реку прокатиться в лодке, которую построил их отец.

– А говорят, колдуньи не могут передвигаться по воде, – заметил Эймон.

– Да что ты? Прямо так и говорят? – рассмеялась Сорка и подставила лицо ветру. – А мы вот плывем себе, как ни в чем не бывало.

– Так Донал говорит – ну, из замка.

– Если кто-то что-то говорит и даже в этом убежден, это еще не значит, что это правда.

– Эймон показал Донал летающую лягушку. Похвастаться хотел.

Эймон мрачно покосился на младшую сестру и, если бы не присутствие матери, наверняка присовокупил бы тычок или ущипнул.

– Летающие лягушки – штука забавная, но не стоит расходовать колдовство на развлечения.

– Я практиковался.

– Можешь попрактиковаться в ловле рыбы нам на ужин. Не так! – остановила Сорка, когда мальчик поднял ладони над водой. – Нельзя любую задачу решать с помощью колдовства. Тело должно уметь позаботиться о себе и без всякой магии. Никогда не следует расходовать свое умение на то, что ты можешь сделать, если напряжешь мозги, руки или спину.