– Что еще за “ЯР”?! – Пит трясет меня за руку. – Что за чертовщина тут творится?

Если и шутка, то явно не Пита. Он не знает моего настоящего имени, хоть розыгрыш в его стиле.

– Пошли, – говорю, не в силах оторвать взгляд от букв, задаваясь немыми вопросами, не находя ответов. – Нам лучше вернуться.

Многие спрашивают, как нам живется в Бункере. Не скучаем ли мы по солнечному свету? Не угнетает ли нас серый камень и холодный металл? Не хотим ли мы уюта и домашнего тепла? Наверное, хотим. Именно поэтому мы обустроили общую гостиную, в которую каждый внес свою лепту и добавил то, что было ему по душе. Пит приволок старые ковры, из которых мы замучились выбивать пыль, но все-таки они заняли свое место на каменном полу. Я вынес из одной хаты диван и два кресла, практически получив на это согласие хозяев. Близнецы целый день вырезали из цветной бумаги горы, солнце, небо, приклеили на стены, и так у нас появились веселенькие окна, а потом к ним подобрались и шторы. Кошка натаскала подушек, пледов, треснутых ваз. Как-то незаметно мы обросли шкафом, старыми книгами, безногими табуретами и стульями, вдобавок, практически новым столом. Сумрак не питал таких нежных чувств ко всякому изжившему себя хламу с чужими историями, поэтому купил в магазине магнитофон, чайный сервиз и аквариум с рыбками. Рыбки полюбились всем. Мы давали им имена, кормили и страшно горевали, когда кто-то из них погибал. Устраивали торжественные похороны над Бункером в поле. А гибли они, надо заметить, частенько и в итоге осталась только одна золотая рыбка по имени Фред. Фред долго жил один в пустом аквариуме и, почувствовав простор, разжирел и отрастил роскошный вуалевый хвост. И, хотя, мы засомневались в том, что он это он, а не она, имя менять не стали, и рыбку по-прежнему звали Фред.

Пит вбегает в гостиную и сходу начинает рассказывать, что с нами приключилось. Он хочет, чтобы все услышали его версию, а не мою. Его, разумеется, более красочная, а из моей может выясниться, как он струхнул. Интересно, с каких это пор он считает меня стукачом и болтуном?

Все слушают с интересом. Все – это Сумрак, Кошка, близнецы и Локи. Локи – один из местных Смотрящих. Самый хитрый и опасный из всех, кого я знаю. Он старожил, как и мы. Когда мы встретились впервые, он был безымянным юнцом, подрабатывал на заправке. Помню, я дал ему тогда четвертак с мелочью, а теперь он платит мне. С годами Локи подмял под себя пятый квартал и сделал состояние сначала на игровых автоматах и незаконном обороте алкоголя, а сейчас в его руках чуть ли не весь легальный бизнес Города. Выглядит он потрясающе: на нем малиновая фетровая шляпа и такого же цвета рубашка. Темно-синий смокинг ручной работы из шелково-шерстяной ткани с черным цветочным мотивом сидит идеально, как и все, что он на себя напяливает. В руках трость из розового дерева, отполированная до блеска. Снаружи он гораздо красивее, чем изнутри. Иногда мне хочется выпотрошить его и доказать, что я прав.

Ловлю на себе обеспокоенный взгляд Кошки. Ей не нравится, что я веду дела с Локи, и встреча с призраком тоже не по душе. А как меня рассматривает Сумрак – это отдельная история. Его взглядом можно разрезать металлическую оболочку подземелий и меня удивляет, как еще он не вспорол мне кожу и не залил Питовские ковры кровью. Но когда он отворачивается, делается совсем тошно. Потому что он обо всем узнал и не счел нужным поделиться. Эта штука, что встретилась нам в Бункере, прикоснулась ко мне, оставила свой невидимый отпечаток, и ему хватило одного этого едва уловимого следа, чтобы понять, с чем мы столкнулись. Сумрак, мать его, – бог этого места. Настолько всемогущий и всеведущий, что невольно начинаешь следить за тем, как он дышит, как ест, припоминаешь, когда у него в последний раз был насморк, интересуешься спал ли он и видел ли сны. В общем, начинаешь параноить и делать все, что угодно, чтобы удостовериться, что он все еще человек и сделан из того же, из чего и мы все.