Двадцать шесть миллионов туристов в прошлом году, на три миллиона больше, чем годом раньше. Двести тысяч взлетов и приземлений в аэропорту Сон-Сан-Хуан. Они прибывают целыми ордами, варварское вторжение в страну варваров, движимые тоской и страхом, и он их понимает. Здесь нет никаких террористов, никаких бомб, никаких афганцев с черными козлиными бородками. Здесь есть солнце, спиртное. Здесь нет ничего, что на самом деле надо обязательно увидеть. Можно просто откинуться в шезлонге за десять евро в день, под зонтиком за пять, и дать себе забыть трудовые будни зимы и весны.

Это остров забвения, ты можешь отдаться красоте ландшафта, исчезнуть в скрытых горных долинах, и каждый раз, когда ты поднимаешь взор к синему небу, ничто не стоит между тобой и твоим творцом, ты смотришь ему прямо в глаза, и он не молчит, он шепчет: «все хорошо, у тебя хорошая жизнь, ты делаешь правильный выбор».

Эмма продолжает читать. Ее голос глубоко ироничен, мягкий хлопок стал жесткой теркой.

– Не забывайте, как на Мальорке все прекрасно организовано. Ухоженные пляжи, удобные коммуникации, велосипеды и дайверы, тропинки для пеших прогулок и поля для игры в гольф – все к вашим услугам.

Он вел машину вдоль моря, вниз к городу, ко сну, мимо брошенных домов района Calle Martín Costa, рядом с кольцевой дорогой у Son Dameto. Окна пустых домов разевают свои темные пасти, но кажется, что они все-таки смотрят на город, на остров и бухту, задаваясь вопросом, что же они на самом деле видят, кроме воды, неба и камней.

На трех тысячах шестистах сорока квадратных метрах, которые он разделяет с двумя миллионами людей этим утром, большинство просыпается чуточку счастливыми. Несмотря на похмелье, разочарование и усталость, придавленность обстоятельствами и злобой, годами жизни, которые были и прошли, они все-таки живы, живы и близки к тому, чему их научили, как троице счастья.

Солнце, море, пляж.

Не Эмми ли поет о том, как идешь по воздуху, паришь в высоте, как миллионер?

Не усни, Тим. Только не усни.

Смотри, как они купаются, как наслаждаются солнцем все эти люди.

«Не сходи с ума, папа, – поет она, – не сердись на меня».

Холодный дождь хлещет по ветровому стеклу. Частые и жесткие удары капель создают звук, который напоминает забаву ребенка, играющего языком.

так так так так

Окна покрыты потоками воды, каплями, и пятый терминал аэропорта Арланда виден нечетко. Люди торопливо бегут под дождем. Наклоняются, толкают чемоданы перед собой, проклинают погоду.

Тим выключает мотор. Смотрит на нее.

Эмма Кристина Бланк, второе имя Кристина ей дали в честь его мамы, которая умерла, когда ему было двенадцать.

На ней наушники, у шестнадцатилетних всегда наушники, и что бы там ни громыхало в ее ушах и дальше в ее мозгах, он этого слушать не хочет. Это ритмы лета, такты, аккомпанирующие радостям и разочарованиям этого сезона. Она снимает наушники и смотрит на него, тихо и благодарно, роется в кармане и достает пачку жвачки «Стиморол», освежающая мята, протягивает ему.

– Хочешь?

Тим берет упаковку, выуживает жвачку. Эмма выжидает момент, когда сильный вкус ментола настигнет его, как удар, заставляя его зажмуриться.

– Возьми еще, – говорит она и ухмыляется, но он возвращает пачку, а она достает жвачку себе и кладет остальное в карман.

– Осторожнее, чтобы не застряла в брекетах.

– Ха-ха, очень смешно.

– Открой бардачок, – говорит он.

Она издает вопль радости, когда находит там большой пакет с красными кислыми желейными рыбками.

Ливень еще прибавляет силы, льет несколько секунд и снова успокаивается.