Магалуф, Магалуф, Магалуф!

Пентюхи только что хором скандировали это слово.

Они могли быть из Эребру, Сундсваля, Евле или города Бурленге. Что за места такие. Она не может распознать диалекты, но говорят они явно по-деревенски.

Вдруг ее настрой меняется, она чувствует плечами синюю ткань сидений самолета, шероховатых, как кошачий язык, и в ней просыпается сочувствие к этим ребятам. Они такие же, как мы, никакой разницы нет. Они тоже хотят весело провести время. Побыть хоть немного happy[36]. Пить. Попробовать что-то новенькое. Почувствовать, как закружится голова. Потом она думает о том, произойдет ли «это», надо ли, чтобы «это» случилось, ведь «это» обычно и происходит в Магалуфе или в других подобных местах. Но если «это» с ней не произойдет, то ничего. Времени куча.

– Закажем что-нибудь? – спрашивает София со своего места у окна, поправляет свои прямые черные волосы так, чтобы скрыть прыщи на круглых щеках. Она часто забывает это делать, но если кто-то вдруг заметит ее угри, то она просто сходит с ума. Oh, my fucking god[37]. В какую суку она превращается. Totally out of character[38].

Ведь она добрая: Софию удочерили из Китая, из какого-то огромного промышленного города, о котором никто не слыхал. Они подруги, но им совсем не обязательно посылать друг другу сладенькие эмодзи или смайлики. Они могут всерьез поссориться и обзывать друг друга сучками. Но главное в Софии – доброта. У нее еще и хороший вкус, она собирается изучать моду в гимназии, а потом поступить в Beckmans[39]. И она конечно поступит. For sure[40].

Main bitch[41].

Это про Юлию. Они знают друг друга с детсада, дружили все годы, а теперь летят на Мальорку. Ее родителей не надо было даже уговаривать, они где-то на Ривьере, играют в теннис, лакомятся вкусненьким и наверняка рады, что не надо платить еще за одного человека в дорогих ресторанах.

Но Юлии на это плевать. Она мыслит другими категориями.

«Мои родители – это просто мой кошелек», – обычно говорит она.

София изучает меню.

– Белое вино. Сто двадцать девять крон. Черт, как дорого. Это тринадцать евро.

– Мы можем разделить цену на нас троих, – говорит Эмма. – I’m loaded[42]. Еще эти лохи вокруг поют о прелестях секса на лугу за плетнем. И что такое, черт побери, «плетень»?

My god[43], какая скука.

Она нажимает на кнопку вызова стюардессы.

Эти неотесанные мужланы из провинции начали наливаться пивом и виски еще в аэропорту, торопились успеть набраться, как будто отпуск будет длиться всего две минуты. Один из них блевал в пакет на борту, но теперь уснул.

Стюардессы идут по проходу. Вряд ли они будут продавать спиртное тем, кто уже набрался до ушей, но нам, может быть, продадут.

Одна из стюардесс останавливается возле них, и Эмма заказывает.

– Белое вино, пожалуйста.

Стюардесса улыбается.

– Спиртное только с восемнадцати лет, – говорит она довольным голосом.

– Нам уже восемнадцать, – шипит Юлия. А София у окна краснеет до ушей. Ужасно стыдно, когда тебе говорят «нет», особенно если этот человек обладает властью. Учитель, например, или кассир в магазинчике Seven-Eleven, где ты пытаешься купить «народное пиво»[44].

– Я уверена, что по списку пассажиров вам еще нет восемнадцати, – говорит стюардесса и отходит, а Юлия кричит ей вслед:

– Думаешь, мы никогда не пробовали ничего крепче вина, да? – Девочки обмениваются взглядами, и на какой-то момент в салоне все голоса затихают. Боже, какой позор, все на нас смотрят, думает Эмма. И замечает, что никто не обращает на них внимания, она прислушивается к гулу моторов и думает, что ей не удастся уехать слишком далеко и что Магалуф всего лишь первая остановка на ее долгом пути. Именно так она и думает. О жизни. Что жизнь как дорога. Прямая линия пути, где не существует несчастий и всякой чертовщины. Она понимает банальность такого хода мыслей, но ей нравится так думать. Это подходит шестнадцатилетней девушке.