– А что ты у отца ракетницу эту не попросил? – нахмурил брови Тошка.
– Да просил я! Но он целую нотацию мне прочитал: мол, ракетница – штука серьезная. Ей нужно уметь пользоваться, иначе и до беды недалеко. К тому же, сказал, летом звери в лесу не опасны, еды им хватает. А с незнакомыми людьми нужно вести себя спокойно и достойно. Стараться в конфликт не вступать. Ну, в общем-то он прав.
Тошка склонил голову набок. Всегда так делал, когда был в чем-то не очень уверен. И, подумав немного, спросил:
– Вить, а ты правда ничего не боишься?
Витька ухмыльнулся.
– Меня мать еще в первом классе заставила пословицы о страхе наизусть вызубрить. До сих пор их помню.
– Что за пословицы? – не унимался Тоша.
Витька стал загибать пальцы:
– «Кто вперед идет – того страх не берет», «Страх – первый помощник врага», «У страха глаза велики», «Героям страх неведом», «Плюнь страху в глаза!».
Друг молчал, обдумывая услышанное. Витька тоже размышлял про себя: «Тошка вообще-то не трус». И вспомнил свои контры с Гехой Заварухиным, которые начались у него с самого первого дня его появления в пятом «В» классе новой школы.
Они тогда только переехали из районного городка в областной центр. И что матери вздумалось устраивать его в гимназию? К чему ему этот математический уклон? Вот Тошка, конечно, голова, а он, Витька, далеко не вундеркинд. Только проблем себе нажил.
Заваруха взъелся на него без причины. Как в том анекдоте про Соловья-разбойника: «…Не так сидишь, не так свистишь!» Независимость ему Витькина, видите ли, не понравилась. Всякие пакости стал чинить, настраивая против него ребят. Только Тошка, с которым классная посадила Витьку за одну парту, под каблук к Заварухе не лез. А того раздирала какая-то непонятная Витьке злоба. То сухую тряпку, испачканную мелом, которой обычно доску вытирают, перед самым Витькиным лицом встряхнет, то от двери его плечом оттолкнет, норовя после звонка в класс первым проскочить, или в ранец ему какой-нибудь дряни насует.
А однажды «пулю» пустил: мол, видел, будто Витька во дворе школы со старшеклассниками курил. Витька даже онемел от такого наглого вранья. Учительница, еще не успевшая уйти из класса, с недоверием взглянула на Геху. Тогда Заваруха, засунув руку в Витькин ранец, вытащил оттуда пустую пачку из-под сигарет и стал демонстративно размахивать ею на глазах у ребят.
И тут раздался голос Тошки:
– Врет он! Не верьте! Я видел, как Заварухин подобрал эту пачку на улице и запихал себе в карман. Значит, он подложил ее Витьке в ранец!
– А ты видел, как я подкладывал? – недобро сузив глаза, взревел Заваруха.
– Когда подложил – точно сказать не могу. А вот то, как ты ее во дворе поднимал, – видел. Еще подумал тогда: на что сдалась ему эта мятая коробка?
– Сговорились они! – перебивая Антона, завопил Геха.
Но учительница только укоризненно покачала головой. И никаких вопросов Витьке не задала.
Тошке учителя верили. Не поверить ему было невозможно. В минуты вопиющей несправедливости кулаки его невольно сжимались, а всегда смуглое лицо становилось похожим на серую гипсовую маску, со сверкающими в прорезях глазниц карими глазами. Этот Тошкин взгляд, яростные глаза, побелевшее остановившееся лицо быстро охлаждали пыл и обезоруживали «противника». Желающих завестись с Тошей на драку в классе не находилось.
Задирался Геха еще не раз, с каждым эпизодом наглея все больше. Витька долго терпел, но наконец не выдержал – съездил Заварухе по ушам, применив прием, которому научил его один из пилотов. Прием опасный, но действенный. Взял и резко стукнул Гехе сразу по двум ушам, обеими руками. Тот взвыл от боли и в этот день к Витьке больше не лез. Но обиду затаил. Через пару дней Геха подговорил своих подпевал устроить Витьке в туалете