Я разворачиваю бумагу и вижу там рисунок маски, выполненный углём. Той самой, что я видела на нём.

— По этой маске узнаешь господина. Танцевать будешь только один танец и только с ним, — отходя назад и оглядывая меня, строго говорит служанка. — И ничего не ешь и ничего не пей. Особенно из непрозрачных бокалов.

Мне показалось это странным, но ничего пить я и не планировала. К тому же мне кусок в горло не лез от пережитого стресса. Поэтому я уточнила другое:

— Какой танец я буду танцевать?

— Тот, которому вас учили за эти две недели. Ты запомнила его маску?

— Да.

— Хорошо, тогда пойдём. Будем молиться, чтобы тебя в этом не узнали.

Она отпирает ключом дверь и выглядывает в коридор, озираясь. Удостоверяясь, что там никого нет, служанка выводит меня из комнаты, предварительно захватив с собой атласные перчатки, которые следом передает мне.

— Надень. Сейчас я проведу тебя обратно, а дальше — как договорились. Ты готова?

Я киваю, надевая на руки перчатки и закусывая губу от волнения. Да поможет мне Ночь быть сегодня неузнанной!

Отрезок пути до дверей зала мы проделываем слишком быстро, чтобы внутренне я смогла собраться. Когда служанка отворяет двери зала, я теряюсь и понимаю, что уже поздно. Я чувствую покалывание магии на своём лице, с которой она меняет мои черты.

Неузнанной. Неузнанной. Неузнанной.

Сердце стучит в моей груди как бешеное. Нет! Нет, нет, нет!!

Я не знаю, как заставить магию менять мою внешность. Если бы она только могла вернуть мне мои черты… Но как я выглядела бы взрослой? Каким бы было моё отражение?

Страх сковывает мои внутренности, когда блеск сотни ламп и хрустальных люстр заставляет прикрыть рукой глаза. Между тем служанка подталкивает меня внутрь, напоследок шепча:

— Помни: ничего не пей и больше ни с кем не танцуй.

А после закрывает двери за моей спиной, отрезая мне путь к отступлению. И я, наконец, расправляю плечи и принимаю свою судьбу.

Войдя во второй раз в этот зал усадьбы, я ощущаю себя иначе, чем в первый. Я вижу блеск и шик помещения не с позиции жертвы, у которой потели ладони. Теперь я не чувствую себя оленем, которого выслеживает по пятам хищник, пригибаясь к земле.

«И там ты была рабыней, а сейчас тебе надо выйти в зал с достоинством госпожи. На тебе не самое броское платье, но этого и не нужно. Главное, чтобы ты держалась увереннее, и взрослее», — вспоминаю я слова служанки и стараюсь откинуть назад все страхи.

Всё ещё веря в происходящее, я ступаю вглубь зала, ощущая на себе несколько заинтересованных взглядов. Музыкант играет на рояле восхитительную мелодию, пока гости наслаждаются вином из тончайших хрустальных бокалов. Слуга предлагает напиток и мне, но я отказываюсь, помня слова про запрет на питьё и еду. Кажется, слуга удивлён, поэтому мешкает. Я же тем временем замечаю, что напиток в бордовый бокалах более вязкий, нежели вино. Что же они на самом деле пьют?

Не успеваю я задуматься над этим вопросом, как мимо дефилирует графиня, заставляя моё глупое сердце сжаться от волнения. Но благо она меня не замечает, направляясь к группе аристократов. Среди них я вижу его.

Я сглатываю, отводя взгляд на лестницу, с которой недавно спускалась в качестве лота. И вижу, как в зале вальсируют те самые рабы, которые ещё недавно были проданы богачам за приличные деньги.

Как и говорила служанка, все они одеты вовсе не по моде Ладоргана и в этих тонких платьях похожи на ночных бабочек, ведь для знатных дам новые веяния задают пышные платья, высокие причёски и туго затянутую в корсет талию.

Кстати, о корсете.

Я морщусь от непривычного ощущения сдавливания в районе грудной клетки и живота. Надеюсь, что не выгляжу глупо, ведь я не видела себя со стороны.