– Ксениечка Николаевничка! Сколько лет мы с тобой общаемся – и ни разу друг друга не подводили. Давай и сегодня поступим так же? Прошу тебя: отнеси эти лекарства и питание в наш роддом. Там лежит сестрина родственница, сноха. Она матушка.

«Какой идет длинный, полный моего удивления день!» – подумала я так и взяла пакеты с необходимым.

– А почему не сама?

– Да приболела. Мочи нет. Лежу и лежу, – с готовностью ответила она. Хотя по ее виду положение дел было очевидным. И склонялась приятельница все ниже и ниже, к ступеням.

Я молча взяла пакеты, листок с именем и побежала на остановку, направив ноги во Всецарицынский монастырь. Подвернулась подходящая маршрутка, и я воспользовалась этим. Войдя в маршрутку и усевшись с роддомовскими пакетами, я с улыбкой подумала: «До кучи! Буду решать проблемы по мере их поступления. Сначала урок. Дальше – видно будет».

– На «Гипроземе» остановите, – громко прошу я водителя. Хватит сидеть мне в мягком салоне.

Монастырь расположен на перекрестке нескольких городских дорог. Много остановок вокруг. Я вышла из маршрутки и побежала. Вернее, не побежала, а быстро пошла. Насколько мне позволяли два полных роддомовских пакета.

Богословский корпус. Нужный этаж. Нужный класс. Нужная дверь. А вот запасной, третьей руки нет!

На мое счастье, проходил мимо батюшка Михаил, преподаватель патрологии*. Он-то и открыл мне с участием дверь.

Войдя в класс, увидела сплошь удивленные лица братии. Да, простите. Не ждали? А я вот она!

– Со святым днем, братья! – смотрю на большие часы. О! Я не опоздала, молимся…

Справившись благополучно с размещением пакетов, осмотрела парты. Ни Богослужебных книг, ни схем. Ничего такого, что указывало бы на урок Устава. Староста просит слова.

– Извините, Ксения Николаевна. Мы к славянскому приготовились.

– Отлично, – отвечаю энергично. – Сегодня возьмем по Уставу темы, где вам предстоит много читать. Совместим полезное с нужным.

Ребята повеселели.

Назначила несколько студентов, ответственных за прибытие в класс Богослужебных книг. Братья успокоились.

Из всех предметов, какие преподаю, Устав – мой самый любимый. На этих уроках я действительно «всякое житейское откладываю попечение».

Гляжу в журнал. То, что у меня тут два Васильевых, это я уже запомнила. Потому что, как только вызову для ответа Васильева, всегда двое встают. А вот еще что-то такое вылетело из головы. Смотрю на инициалы первого: «А». Ну, значит, «А». Так и объявляю.

– Васильев А., как отличить епископа от просто монаха, если оба стоят рядом в черном монашеском облачении и клобуках? – поправляя книги на своем столе, задаю вопрос.

Поднимаю глаза. А тут… опять двое стоят! Оба Васильевы. Ну, ребята, давайте разбираться.

– Вы чего опять вдвоем встали, а? – стараюсь грозно спросить. – Я поняла уже, что вас двое в группе, поэтому и сказала: «Васильев А.».

Дружный добродушный смех волной покатился по аудитории. Я сидела с видом человека, у которого исчезло из рук пирожное, которое он вот-вот собирался съесть!

Тот, что постарше, поясняет, едва не переходя на долгосрочный смех:

– Ксения Николаевна, мы оба встали потому, что мы оба «А». Гы-гы-гы! Вот и смешно нам. Но мы привыкли уже, как близняшки поднимаемся на всех парах, и все, – веселятся братья и хохочут.

Так! Ясно! Озарение пришло неожиданно.

– Твое отчество каково, мил человек? – обращаюсь я к тому «А», который постарше.

– Федорович. Анатолий Федорович! – ответил мне студент, ничего не понимая.

– Отлично! – Я встала, протянула в его сторону вытянутую руку с указующей ладонью, смотря на всех ребят по очереди, подражая древнему глашатаю. – Отныне ты будешь именоваться Анатолием Федоровичем. Всегда. Во избежание такой вот путаницы и непредвиденных остановок во время урока, – договаривала я уже в комнате смеха.