Звоню Гарику:

– Дорогой, к тебе в Тбилиси едет на гастроли московский театр, а с ним мой друг Игорь, артист. Да ты сам пару раз в Москве его видел.

– Видел, видел, – вспоминает Гарик.

– Надо ему город показать, развлечь после работы.

Прилетели артисты в Тбилиси, разместились в гостинице «Иверия» на Шота Руставели, сейчас она называется «Редисон Блю». Через некоторое время подъехала к гостинице кавалькада – семь, восемь, десять разномастных иномарок. В то время на пространстве Союза иномарки были не менее эффектны, чем сейчас «Роллс-Ройсы» или «Майбахи». Сигналы авто активно и неслаженно исторгали супермодный там мотив «Кукарачи»: «Я ку-ка-ра-ча, я ку-ка-ра-ча…». Крутизна.

Это приехали Гарик с друзьями-сотоварищами. Товарищи собраны из «делового интернационала»: армяне, грузины, евреи, азербайджанцы, греки… словом, из тусовки. Все молодые, лет до тридцати. Из первой машины появляется Гарик, сам за руль не сел, выпивать же надо. За рулём он больше литра выпить не сможет, а ему будет мало. Кричит:

– Радский! Радский есть?

Люди вокруг перепугались: не иначе, как разборка. Может, убивать приехали? Попрятались. Ну, а Игорю куда деваться? В окно высунулся:

– Я Радский!

– Это я, Гарик! Саша сказал, ты здесь с театром. Саша сказал, время уделять.

Игорь:

– Да, мы все здесь.

Гарик:

– Выходи! Всех берём, всех!

Смелее всех, как обычно, женщины. К машинам спустились с Игорем с десяток актрис, гримёрш и прочих пианисток. Да три-четыре мужика увязались. Хозяева рассадили всех по машинам и поехали, в кабаки гостей повезли. И потом все десять дней гастролей, каждый вечер, так гости и катались, Тбилиси повидали в основном изнутри. Гарик с Игорем сдружились, душевно сошлись.

И вот окончание гастролей, к ночи самолёт в Москву. С утра, ну, точнее, к полудню, Гарик заезжает за Игорем:

– Поехали, попрощаемся, хинкали покушаем.

– Ну, поехали.

Сидят вдвоём, без суеты. Разговаривают о жизни, о том о сём, пьют водку, жрут эти хинкали. Гарик спрашивает Игорька:

– А ты сколько зарабатываешь?

Игорь:

– Сто двадцать рублей.

– В день?

– Нет, в месяц.

Пауза.

Дальнейший пересказ Игоря привожу дословно:

– Потом Гарик на меня жалостливо так смотрит, берёт с блюда одну из оставшихся хинкалин и мне протягивает:

– В месяц? Дорогой, ещё одну хинкалинку съешь, а?!

Именно в этот момент Игорь понял, что жизнь надо менять. С театральной карьерой стремительно порвал, ушёл в бизнес. Организовал в Москве три точки, где делали сахарную вату. Потом начал скупать на Ивановских фабриках всякие там ситчики, халатики и прочее. В те годы в магазинах ничего не было. В магазинах не было товаров, а у людей почти не было денег. Относительно дешёвые, доступные по цене и практичные ситцевые халатики распродавались в Москве и Подмосковье, уходили влёт по двойной цене. Потом разрешили создавать кооперативы, и Игорь этот шанс тоже не упустил. Так начался его взлёт. Сейчас богатый и уважаемый человек.

Конец семидесятых годов. Известный политический обозреватель Александр Каверзнев рассказывает по центральному телевидению об обстановке в Никарагуа, изнывавшей в тот период под гнётом диктатора Самосы. Народ страны восстал, идёт гражданская война. Восставшие наступают, правительственные войска держат оборону. Обозреватель: «А что в это время делает Самоса? А Самоса сидит в бункере и оттягивает свой конец».

Нью-Йорк поражал каньонами улиц, домами, рекламой, людьми. Саша не спеша перемещался по Пятой авеню – главной торговой улице Манхэттена, разглядывая город, людей и витрины. После скудных магазинов постсоветской России демонстрируемое изобилие не умещалось в глазах и не укладывалось в голове. Хотелось прикупить на весь скудный бюджет.