Больше в родном отечестве дорогу пешеходам Никита не уступал, пока изменённые правила дорожного движения не сделали обязательным приоритет пешехода на переходах.

Начало тридцатых годов двадцатого века. «Смычка» города с деревней под лозунгом «Культуру – в народ!» Научные институты в принудительном порядке определяют в шефство над народившимися колхозами. В числе прочих не миновала эта участь Институт палеонтологии Академии наук Украины. И вот делегация шефов приехала в колхоз. Многие из них впервые увидели крестьянский труд. Ничего не умеют, что с них взять? А в это время в колхозе родились два племенных бычка. В старой жизни назвали бы их просто и без заморочек, вроде «Борьки» да «Васьки». Но на дворе двадцатый век и революция, так что лучше по науке. Тут и учёные шефы кстати пришлись.

Шефы думали недолго и назвали… одного бычка «Сарданапал», другого – «Навуходоносор», как древних ассирийского и вавилонского владык. Произнести подобное крестьянский язык не поворачивался, но ведь Наука! Записали на табличках у стойла, как шефы сказали. А про себя в дальнейшем звали попросту: того, что Сарданапал – «Сам пропал», а Навуходоносора – «Худой нос». Ничем другим наука палеонтология крестьянам тогда не помогла.

У Анатолия есть друг Пушкин Николай Васильевич. Нет, не ошибка, Пушкин Николай Васильевич. Когда он кому-либо представляется, нередко новый знакомый переспрашивает по стереотипу мышления: «Как это Пушкин Николай Васильевич? Пушкин ведь Александр Сергеевич. Это Гоголь Николай Васильевич!»

Вот угораздило парня.

Любили в нашем НИИ шутки. Вот один из розыгрышей.

Нередко к нам в лабораторию заглядывала Тамара из соседнего отдела. Зашла однажды попрощаться: собралась с мужем в летний отпуск позагорать на Чёрном море. Настроение в тот момент у нас было весёлое, спонтанно затеяли позубоскалить. Кто-то начал:

– Тамара, ты помнишь, какой сейчас год?

– Конечно, – отвечает та, и называет год.

– Ну, и? – спрашивает Тамару ещё один наш остряк, сообразивший, куда следует править.

Тамара (уже неспокойно):

– Мальчики, в чём дело?

А мы опять:

– Какой год? Ты что, не понимаешь?

Так в стиле рондо, раза три. Потом не стали больше мучить, объяснили:

– Год-то високосный, а в високосный год Чёрное море спускают для просушки. Забыла?

Разволновалась Тамара, бросилась мужу звонить – пусть срочно билеты сдаёт, планы на отдых меняются.

Когда Веня женился, по молодости жены и причине отсутствия у неё кулинарных навыков он приобщился столоваться у тёщи. Эта разумная привычка с годами стала традицией. Особенно Венька любил совмещать тёщин стол с пребыванием на её даче.

Вот как-то после обеда сидел Веня на любимой им садовой качалке, а тут к нему тёща подошла с оригинальной идеей: «Венечка, не вскопать ли вон ту грядку?» – и показала рукой, где. Веня к этому тёщиному плану отнесся серьёзно и обещал обдумать. Через полчаса тёща опять приблизилась: «Ну что, Венечка, подумал?» «Подумал, – рассудил Веня, – копайте».

Виктор часто летал по делам в республику Коми. Приятельствовал там с рядом влиятельных личностей на почве совместного распития горячительных напитков, очень востребованных в суровом крае. Среди прочих собутыльников был местный начальник республиканских лагерей и тюрем, человек столь же авторитетный, сколь отзывчивый на дружбу. После очередной тёплой встречи в порыве откровенности он выразил свою к Вите симпатию доступным ему образом, что в пересказе на простой человеческий язык прозвучало примерно так: «Виктор, мы друзья. Знай, что тебя всегда ждёт лучшая в республике камера».