…Вдруг показалось, что в гостиную вошла Нина Роппельт, а вместе с нею – «шёпот, лёгкое дыханье, трели соловья…»
В экспедиции этой она не участвовала, но в жизни, в жизни моей след оставила. В общем, исследила душу.
Я встал, зачем-то обошёл гостиную, выглянул в коридор. И только тогда понял, что не Нина это, а лишь промельк из прошлого. Минуту или две смотрел на репродукцию картины «Арена в Арле» и не чувствовал ни оживления, ни веселья толпы, изображённой Ван Гогом. Был словно «в пустыне погружённого в дела народа».
Умерли ещё две минуты, и я вернулся наконец к своим заметкам.
«Двир проз двир – это что-то невероятное, – прокомментировал профессор Супрун. – Знаете, данная форма выражения восходит к праславянскому единству… Одним концом она упирается в чешский и словацкий языки. Но её не знают ни украинцы, ни русские, а вот восьмидесятипятилетняя жительница Левчуновки Александра Васильевна Ткачёва использует эту фразу как родную…
Тот говор, который нам удалось зафиксировать в селе, оказался в прекрасном состоянии: он живой и полон энергетики взаимопонимания. Ведь «наш язык – народ»… И вот ещё что. Мне нравится эта экспедиция. Я уверен, что дети, участвующие в ней, когда-нибудь обязательно станут учёными…»
Из вечерних «Вестей» я узнал о кубанском потопе, унесшем жизни сотен людей.
Долго курил трубку в саду и глядел на трепетание синих молний. Когда стемнело, вернулся в дом, принял лекарство и позвонил жене.
Марина рассказывала о богатом урожае клубники, о сегодняшних маленьких открытиях сына, о здоровье бабушки, а я слушал её и думал о том, что не зря отложил поездку в Геленджик. Господь отвёл.
– Я помнил о вас…
– Что ты сказал, Алёша? Алло! Мы завтра приедем, привезём тебе баночку клубничного варенья… Ну пока, папуля, пока!
– Да, и вам спокойной ночи!
…Я тонул, проваливаясь не то в забытье, не то в сон. И вода уже касалась лика старой намоленной иконы на стене.
Глава десятая
– Приветствую, Алексей Николаич!.. Можно вас кое о чём попросить? – разбудил меня телефонным звонком Гулевич. – Нужно встретиться с милой девушкой Таней. Сегодня же, в ресторане «Армения»… Чтобы вы понимали: это заведение принадлежит Мушегу Иосифяну… Ну, помните, я вам рассказывал?.. Это брат Иосифа…
Сон мой совершенно развеялся, ни о чём другом я теперь и думать не мог. Какая-то тайна связывала Гулевича с этим человеком, и мне хотелось разгадать её.
– Выручите, Алексей Николаич? – в голосе Гулевича была тревога.
– Можете на меня рассчитывать.
– Значит, могу… Спасибо! Скажите, вы знаете, где находится ресторан «Армения»?
– Да, на улице Порт-Саида.
– Так, хорошо… Пообедайте с милой Таней и подвезите её туда, куда она вас попросит… Вникните! Только в машине она должна передать вам жёлтую папку с документами. Это – для меня. Но вы тоже посмотрите. Я хотел бы знать ваше мнение. Ну вот, кажется, и всё. Э-э, совсем забыл, в ресторане советую заказать бораки. Это такие армянские пельмени. И обязательно позвоните мне потом.
– Позвоню, конечно.
– И вот ещё что… Татьяна будет ждать в час дня, и сама к вам подойдёт…
«Татьяна, милая Татьяна! С тобой теперь я слёзы лью…» – вспомнилось мне, когда я парковал машину возле «Армении».
В ресторане я выбрал столик возле мраморной колонны, подальше от входа, попросил официанта с золотым зубом принести минеральной воды и стал изучать меню. Неожиданно почувствовал на себе чей-то взгляд. Увидел синеву глаз той, с которой, кажется, и должен был встретиться. Белокурая и тонкогубая красавица. Кожа у неё была цвета тёмного мёда. Когда девушка заговорила, красота её сделалась естественной и печальной. Но такой она мне нравилась даже больше. На ней была чёрная приталенная блузка и жёлтая юбка-карандаш, перехваченная тонким золотистым поясом.