Голос Вики вновь зазвучал в ушах Феди, когда он запустил их старые видео и голосовые сообщения. Она казалась ему такой живой и настоящей, отсутствуя, по сути.

«Смерть в сети невозможна»

Промченко, заметался на своём месте, озарённый внезапной идеей. Она казалась ему безумной, святотатственной, греховной, но столь притягательной. Искушение было сильнее. Одиночество съедало его изнутри, словно личинки гнойную плоть. Он поднёс ко рту стойку с микрофоном и нажал на кнопку записи.

«Ни один человек, что оставил след в сети, не способен исчезнуть из мировой памяти» – пальцы Феди бегали по клавиатуре, иногда заскакивая на экран и открывая окна с программным обеспечением. Голос его дрожал от волнения, но он должен был записать всё, что пришло ему в голову.

«Каждое сообщение, каждая запись, мысль, репост или обычный клик – всё это часть гигантского мемориала, что оставляет после себя человек в глобальной сети. У каждого из нас есть памятник, что отливается из его слов и дел. У кого-то он только в процессе, как у меня, a у кого-то был окончен еще двадцать лет назад» – фото со странички Вики смотрело на Промченко с бокового экрана, сияя извечной улыбкой.

Работа кипела. Фёдор продолжал диктовать, щелкая пальцами по клавишам. Иногда он брал в руки особый дизайн-стилус, делая зарисовки прямо на экране. Они со временем превратились в трёхмерную модель девушки. Еще через несколько движений руками, она начала приобретать внешность Виктории – Фёдор откинулся в кресле, наблюдая за тем, как свеженькая нейросеть принялась собирать знакомый ему образ.

Спустя несколько секунд, мужчина перекинулся к левому экрану, на котором высветились интерьерные пресеты. Одним из сайд-проектов Фёдора было проектирование комнат для виртуальной реальности. Вскоре, он нашёл подходящий вариант – взгляд его уставился на скамейку возле деревенского дома. Две ножки и лакированная «крышка» тёмного насыщенного цвета, что приютились у поросшего мхом штакетника под сенью цветущей яблони.

Промченко создал этот пресет под влиянием детских и юношеских лет, проведённых в доме прабабушки – оттого он и казался таким достоверным. Мигающее окно справа просигналило об окончании генерации образа девушки. Пара лишних движений, и экраны перед Фёдором объединились единым изображением. На скамейке сидела Вика – именно та Вика, которой едва исполнилось двадцать. Какой он осталась в памяти Феди навечно.

Смиряя дрожь в руках, Промченко потянулся к шлему виртуальной реальности, но внезапно застыл, словно окаменел.

«Мы ведь любили друг друга … мы ведь любили друг друга?» – его внутренняя неуверенность передалась вовне, заставив Федю задрожать, словно уличный мороз проник внутрь квартиры. Промченко вскочил и подбежал к холодильнику, чтобы достать виски. Однако, лишь хладная бутыль оказалась в его руках, она мигом рухнула на пол, разлетевшись десятками осколков. Сначала Фёдор взревел, словно разъярённый медведь и опрокинул на пол всё, что попалось под руку. Через несколько мгновений ярость сменилась внутренним горем и он, рухнув на мокрый пол и не обратив внимания на стекло, разрыдался. Соседи, если бы они его слышали, могли подумать, что в соседней квартире хозяева забыли своего пса, и были бы недалеки от правды.

«Господи, да за что мне такое мученье то?!» – слышались еле разборчивые слова сквозь всхлипы и хрип. «Чем я заслужил такое? Чем? Чтобы так надо мной издевались?!» – Промченко бил кулаком по полу. Осколки впивались в кожу, но он не чувствовал. Затем он бессильно завалился на бок и, будто бы уснул. Редкие всхлипы оглашали комнату.