– Как вы сказали? Десять тысяч демобилизовались из-за нервных срывов? Не слыхал я ни у немцев, ни у нас, чтобы солдаты по такой причине покидали армию, – усмехнулся Малиновский. – Не зря союзники так засуетились, уговаривая нас открыть второй фронт.

– Японцы показали им, что за метрополию они будут драться до последнего солдата, и эта битва не будет для них такой легкой прогулкой, как в Европе. Не похоже, что и на материке Япония собирается сдаваться. В Северо-Восточном Китае они провели тотальную мобилизацию всех японцев, что позволило сформировать новые части и подразделений для Квантунской группировки. На оккупированных территориях Кореи и Китая увеличилась численность войск марионеточных правительств. В первые полтора-два месяца наступления наш фронт может встретить до восемнадцати японских дивизий, шесть-семь дивизий Маньчжоу-Го, войска князя Дэ Вана и Суйюаньской армейской группы. Плюс танки, артиллерия, самолеты, и угроза со стороны укрепленных районов, – серьезно глянул на маршала Захаров из-под широких бровей.

– Добавьте еще, что они прячутся в очень удобном месте на Маньчжурской равнине, за естественным барьером Большого Хингана, – сказал маршал.

– Большой Хинган действительно еще никто не покорял. Нашему фронту предстоит действовать в очень непростых условиях, Родион Яковлевич.

– Непобедимый Суворов смог провести свои войска через Альпы, а чем мы хуже? – усмехнувшись, спросил Малиновский. – Генеральный штаб считает, что главный удар Забайкальского фронта со стороны Монголии и есть ключ к решению основных задач всей операции. С запада они нас точно не ждут.

– Мы не хуже, но перед войсками Суворова не стояла задача пересечь перед этим безводную пустыню. – Захаров обвел карандашом обширные желтые пятна на карте. – Китайцы зовут Гоби «Шамо», что означает «Пустыня Смерти». Там сплошные пески и солончаки, в этой местности нет железных и шоссейных дорог, нет населенных пунктов, почти нет водоемов и колодцев, а перевалы через Большой Хинган закрывает Халун-Аршанский укрепрайон.

– Поэтому и надо быстро преодолеть эти преграды, чтобы не изматывать людей. Другого выхода у нас с вами нет, Матвей Васильевич. Задержка наступления чревата очередной затяжной войной. Страна ослаблена после войны с Германией и допустить этого нельзя.

Разговор прервал стук в дверь. Молодой солдат в чистой, выутюженной форме внес на подносе чайник, сахарницу, чашки и тарелку с бутербродами. Расставив все на столике, боец вышел. Малиновский налил крепкого чая в две чашки, одну из них пододвинув Захарову.

– А я ведь, Матвей Васильевич, побывал в Маньчжурии еще девятнадцать лет тому назад, в тысяча девятьсот шестнадцатом году, – произнес маршал, сделав глоток чая.

– Сколько же вам было тогда лет?

– Только-только восемнадцать годков исполнилось. К тому времени я уже был наводчиком пулемета и имел боевую награду – Георгиевский крест четвертой степени.

– Вы воевали в Первую мировую? Что же вас занесло в Китай? – бросив в чашку сахар и помешивая его ложкой, полюбопытствовал Захаров.

– После ранения в боях с германцами я был откомандирован в пулеметную команду Особого пехотного полка Первой бригады Русского экспедиционного корпуса во Францию. Кружной дорогой нас отправили через всю Сибирь до Маньчжурии, потом до Дайрена, а оттуда морским путем в Европу. Ехали мы зимой, в теплушках. Железную печку натапливали докрасна, но это не помогало – сибирские морозы трещали вовсю и по вагонам гуляли сквозняки. Дальше было еще хуже. На станции Маньчжурия японцы подали свои составы, так как колея была другая.