– Здравия желаю, товарищ капитан! Младший лейтенант Комогорцев прибыл для дальнейшего продолжения службы! – громко отчеканил Егор.

– Тс-с! Ты откуда такой громогласный явился? – болезненно морщась, спросил офицер.

– Из Хабаровска, – сделав шаг к столу и положив документы, уже тише ответил Егор.

– Пополнение, значит… – развернул бумаги дежурный.

В кабинете повисло молчание. Вытянувшись по стойке «смирно», Егор осторожно разглядывал комнату: по правую руку капитана, на квадратной тумбочке, стоял черный телефон с вертушкой. Над ним висел портрет Сталина. Слева находился двустворчатый шкаф из полированного дерева, сквозь стеклянные дверцы виднелись картонные папки с бумагами. В углу громоздился высокий металлический сейф.

Закончив читать, капитан снял трубку, набрал номер и произнес:

– Здравствуйте, Николай Петрович! Мамаев еще у вас? Тут к нему пополнение прибыло. К вам отправить, или Семен Дмитрич сюда зайдет? – выслушав ответ, вернул трубку на место. Заметив, что младший лейтенант так и стоит навытяжку, буркнул:

– Вольно! Присаживайтесь на стул. Велено ожидать начальство здесь.

Спустя три дня после визита Зеленина в Управление НКГБ Соколов договорился с ним по телефону о встрече в десять утра. Кабинет начальника Управления Смерш находился на третьем этаже. При виде полковника адъютант торопливо встал из-за заваленного бумагами письменного стола.

– Товарищ генерал-лейтенант распорядился, чтобы вы заходили, как только прибудете, – сообщил он.

Соколов вошел следом за офицером в знакомый ему кабинет. Зеленин сидел напротив двери за дубовым столом, к которому был приставлен еще один, буквой «Т». На прямоугольнике зеленого сукна письменного стола стояли несколько телефонов, прибор для канцелярских принадлежностей и бюст Дзержинского из молочно-белого камня. В проеме между окнами висел портрет Ленина. Зеленин поднялся из рабочего кресла и пошел навстречу гостю, протягивая в приветствии сухую, жилистую руку:

– Здравствуйте, Алексей Алексеевич! Все говорят, в Сибири холодно, а у вас тут жара за тридцать.

– Люди правду говорят, Павел Васильевич, зима здесь длится девять месяцев, а такая погода стоит лишь в июле, в августе ночи станут холоднее, – пожав ладонь генералу, ответил Соколов.

Он пристроил на вешалке фуражку с васильковым верхом и малиновым околышем и сел за приставной стол.

– Мы подготовили план операции. – Полковник госбезопасности достал из своего портфеля папку с грифом «Совершенно секретно».

Зеленин внимательно просмотрел документы, произнес:

– Я мало знаком с сотрудниками, поэтому обратился вчера за консультацией к начальнику Управления военной контрразведки Дальневосточного фронта Салоимскому^>[35]. В телефонном разговоре он посоветовал создать оперативную группу из сотрудников УНКГБ и Управления Смерш во главе с вашим заместителем – подполковником Григоровым. Также он предложил включить в нее переводчиком Александра Леонтьевича Клетного^>[36].

– Клетного? – обескураженно глянул на него Соколов.

– Хотите сказать, что он осужден как враг народа?

– Совершенно верно. Клетный осужден как «враг народа» двадцать четвертого июня сорок первого года. Он уже четыре года сидит во внутренней тюрьме, которая находится во дворе нашего Управления. Да, он особый заключенный… По приказу Портнова в сентябре сорок первого года для него оборудовали в камере кабинет и спальню, собрали необходимую библиотеку, обеспечили пайком как сотрудника и привлекли к переводу и обработке документов, получаемых разведкой. Фактически он не сидит, а работает как сотрудник Управления.

– Это тот Портнов, который сейчас начальник Читинского Управления НКВД?