Я отпускаю мамино тело и, встав, отворачиваюсь от нее. И тут до меня вдруг доходит: я окружена мертвыми. Не только в этом доме, но и во всем городе. Клянусь, я это даже чувствую – смерть давит со всех сторон.

Почва под ногами начинает дрожать. Я смотрю вниз, на землю, нахмурившись. Издалека идет низкий гул, стон… чего-то большого. Следом раздаются пронзительные звуки, а потом…

Бум-м-м!

Земля содрогается, будто что-то сильно по ней ударило.

Я все еще пытаюсь собраться с мыслями, когда тот же самый рокот начинает звучать снова, только теперь он исходит от стен моего дома.

Я смотрю на него, и в груди плещется ужас. Отступаю, хотя почва под ногами продолжает сотрясаться.

Уходи, Лазария.

Я направляюсь к растущему в глубине двора дубу, и в этот момент дом моего детства издает протяжный и резкий скрип. Оглянувшись, я успеваю увидеть, как он проседает. Левая сторона обрушивается первой, но сразу же за ней следует и правая.

БУМ-М-М!

Неожиданный толчок меня отбрасывает, и я валюсь на землю. Вырастает облако пыли, летят обломки, я закрываю глаза, вдыхая едкий воздух. Падают последние обломки, а потом вновь становится тихо.

Я поднимаюсь, рукой разгоняю пыль и снова гляжу на дом.

Только дома больше нет. Теперь и он, и все мертвые внутри – не более чем груда мусора.

Весь городок Темпл лежит в руинах. Я вижу тела и развалины, ничего больше. Приметные ориентиры – кофейня, куда я заходила, магазин, где покупала продукты, моя старая школа – все исчезло.

Ушло, ушло, ушло…

При виде этого опустошения – и всех людей, лежащих на улицах, – я плачу. Плачу, пока от рыданий не садится голос. Тогда я просто смотрю на море тел.

Мне нельзя здесь оставаться – понимаю я. Не осталось ни убежища, ни людей.

В растерянности и отчаянии я озираюсь.

Что мне делать, куда идти?

Истабога, Алабама

Тремя ночами позже, сидя на обочине 78-й автострады, я кручу и кручу на пальце старое мамино обручальное кольцо, а вокруг стрекочут кузнечики. Это единственная вещь, которую мне удалось спасти, и то лишь потому, что тело мамы не было погребено под обломками дома.

Я сняла его с маминого пальца. При мысли об этом у меня становится горько во рту – я чувствую себя каким-то безнравственным осквернителем гробниц. Нужно было похоронить ее с кольцом, оно много для нее значило. Но я так не сделала, и, честно говоря, облегчение от того, что у меня осталась от нее хоть какая-то память, куда сильнее чувства вины.

Кроме этого, при мне только сумка и велосипед – я забыла их на ярмарке, когда все это началось. Так что теперь кольцо официально – самое ценное мое имущество.

Я снова переключаю внимание на простенький золотой ободок, изо всех своих сил пытаясь прогнать образы, которые мозг маниакально прокручивает снова и снова. К этому времени разрушен уже не только мой город. Бремен, Уэйко, Таллапуса, Карроллтон – все города, которые я проехала в поисках убежища, – все они обезлюдели, их жители мертвы, а постройки разрушены.

Я все еще кручу на пальце кольцо, когда в голову приходит одна мысль.

Нужно его остановить.

А раз уж я единственная такая, что не поддаюсь Смерти… значит, кому этим заняться, как не мне.

Лебанон, Теннесси

Октябрь, год Всадников двадцать шестой

Второй раз я встречаю Смерть по собственному желанию, неслучайно.

Я сижу возле дуба, растущего на обочине дороги, на боку лук и колчан.

На это ушло три месяца, а еще много беготни кругами и множество, множество разоренных городов, но наконец я, кажется, сумела опередить Смерть.

Осеннее солнце прячется за тучами, а деревья вдоль дороги меняют цвет. Обычно на это время, когда резко отступает жара, приходится самый разгар футбольного сезона. Тогда же в голове начинают бродить мысли о каникулах, свитерах, теплых напитках и