Ко мне подходит мертвый ребенок и берет меня за руку липкой ручкой. Ахаю – и от неожиданности, и от его невидящего взгляда. Малыш забирает у меня последний нож.

– Довольно, – эхом разносится в воздухе голос Смерти.

Восставшие падают на землю, роняя ножи. Зомби снова становятся безжизненными телами, какими и должны быть.

Танатос переступает через лежащие на земле трупы. Он подходит ко мне, обеими руками привлекает к себе, а у меня не остается никаких сил на протест.

Первая мысль – сейчас он взлетит вместе со мной. Может, он так и хотел, но медлит. В следующую минуту Танатос свистит; меня он не выпускает, да из его хватки и не вырваться.

Гулко стучат по асфальту копыта, и на улице появляется конь всадника, ловко маневрируя между разбросанными телами. Он уже взнуздан и оседлан.

Смерть устремляет на меня взгляд своих обсидиановых глаз, явно полный скверных намерений. Его серый в яблоках жеребец останавливается рядом, и всадник одним легким движением сажает меня на него.

Доля секунды – и Танатос оказывается в седле позади меня. А потом его мускулистые бедра сжимают мои, а металлический нагрудник лат безжалостно впивается мне в спину.

Мало этого, Смерть еще и крепко обнимает меня, потом щелкает языком, и конь снова пускается в галоп по дороге.

Мы проносимся по улицам Сан-Антонио, дома и трупы вокруг нас сливаются в размытую полосу.

– Наконец-то ты моя. – В его голосе слышится торжество.

Меня охватывает странная смесь ужаса и возбуждения. Как мне хочется остановить этого монстра. Как важно научиться подавлять свое странное влечение к нему.

– И не сосчитать, сколько раз я представлял себе этот миг, – сообщает он.

Он прижимает меня крепче, и я определенно улавливаю исходящую от Смерти энергию, в которой смешались любовь и ненависть.

Стараюсь не задумываться о словах Танатоса, но разве это возможно? Всадник-то явно фантазировал на тему того, как он меня поймает и я окажусь в его власти. Я ведь и понятия не имею, что он на самом деле собрался со мной сделать – может, даже жестоко изнасиловать. Я почти уверена, что это есть в его планах.

После долгого изматывающего молчания я заставляю себя задать вопрос, который в последнее время меня изводит.

– Что ты ко мне чувствуешь?

Его губы оказываются у самого моего уха.

– Многое, очень многое, Лазария.

Точно хочет меня трахнуть.

Я икаю при мысли о том, что могу оказаться под Смертью, а он во мне.

Дело в том, что я явно не на сто процентов против этой идеи.

Господи.

Сан-Антонио мы покидаем под аккомпанемент приглушенного грохота обваливающихся где-то вдалеке зданий. Вскоре на смену шуму приходит тишина, и больше ничто не отвлекает меня от размышлений о том затруднительном положении, в котором я оказалась.

Опускаю взгляд на крепко держащую меня руку. На одном пальце у него серебряное кольцо, древняя монета с изображением Медузы. Я с трудом, но все же удерживаюсь, чтобы не потрогать это странное украшение.

Любоваться перстнем и рукой мне предстоит еще долго, если Смерть далеко направляется. И больше никакого выслеживания, никакой борьбы. Только много, очень много времени наедине с всадником.

Этой мысли достаточно, чтобы я попыталась предпринять еще одну отчаянную попытку сбежать.

Я с силой накреняюсь в сторону. Рука Смерти соскальзывает, и в следующее мгновение я начинаю сползать с его скакуна.

У меня нет плана, нет оружия, но, видит бог, я стану самым несговорчивым пленником всех времен и народов.

Крылья Танатоса распахиваются и удерживают меня, замедлив падение настолько, что всадник как раз успевает схватить меня за шиворот и втянуть обратно на коня. А потом снова обхватывает рукой за талию.