Теперь он решил, что мы похожи? С каждой секундой разговор становится все более безумным.

– Долг есть долг, – продолжает Смерть, слегка откинувшись назад. – Но, отвечая на твой предыдущий вопрос: нет, меня это не радует.

Проходят часы, и свет меркнет. Трудно что-то разглядеть в темноте, и от этого я начинаю изрядно нервничать. Я почти уверена, что почувствую, если Смерть сумеет освободиться, но это не абсолютная уверенность – чтобы знать наверняка, мне пришлось бы подобраться к нему ближе, а это рискованно.

– Мне это нравится, – признается Танатос, нарушая молчание.

Голос у него ну прямо бархатный, такой должен бы успокаивать. Вместо этого у меня учащается пульс из-за детского страха перед этим существом.

– Тебе нравится что? – недоверчиво уточняю я, пытаясь контролировать голос.

– Сидеть с тобой. Говорить с тобой. В кои-то веки не сражаться, – охотно отвечает Танатос. И, помолчав, добавляет: – Наши сражения… мериться с тобой силами приятно, это освежает и бодрит, но, увы… словом, теперь ты знаешь, что2 я чувствую, причиняя тебе боль. Говорить с тобой – совсем иное, это занятно.

От этих слов мой страх меняет очертания. В памяти всплывают обрывочные мысли и даже мечты, что забредали в последние месяцы в мою голову. Те, в которых Смерть не враг мне, в которых он смотрит на меня и касается меня совсем по-другому…

Видно, я повредилась умом.

Я прочищаю горло.

– Не говори так.

– Почему? – удивляется Смерть.

Я тру глаза.

– Потому что.

Потому что тогда ты начинаешь мне нравиться, а даже сама эта идея абсолютна ужасна.

В амбаре жутко тихо, это вгоняет меня в депрессию, и почему-то хочется увидеть лицо всадника.

Он прав. Есть что-то занятное в том, чтобы сидеть здесь и болтать с… угрозой.

– Мы схожи и в другом отношении, тоже очень важном, – произносит он после паузы.

И в чем же это? Вопрос готов сорваться с языка, но я не позволяю себе задать его.

А Смерть так и не дает объяснения.

К середине ночи становится ясно, что я влипла по самое не могу.

Я замерзла, ужасно хочу есть, пить и в туалет. И, что хуже всего, я устала. Ведь я совсем выбилась из сил, гоняясь за этим типом по всей стране.

Я зеваю в пятый раз. Или в шестой?

– Лучше тебе не засыпать, кисмет, – подает Смерть голос из темноты. – Тогда я нанесу удар.

– Лучше тебе не двигаться, всадник. Тогда я выстрелю.

Слышу его смех, низкий и почти сексуальный. От этого звука у меня в животе что-то сжимается.

– Что значит это слово? Кисмет? – спрашиваю я через пару секунд.

Он и раньше много раз называл меня так.

Повисает долгое молчание.

– Я полагал, что ты должна знать, – откликается он наконец. – Это же, как-никак, человеческое слово… Оно означает судьбу.

Судьбу?

– И почему ты меня так зовешь? – Мне искренне любопытно.

Но он не отвечает, а у меня нет сил приставать к нему с расспросами.

После его предостережения не засыпать дремота на время слетает с меня, словно и не бывало. Но время идет, и делать нечего – только сидеть, глядя во тьму.

Я не собиралась засыпать. Честно говоря, я поклялась бы, что не спала, даже не сомкнула глаз, но вдруг прихожу в себя от того, что холодные пальцы заправляют волосы мне за ухо. В первый момент я и не вспоминаю о нашей ситуации, а касания такие нежные, что я тянусь за ними.

А в следующий момент на месте пальцев оказываются губы.

– Меня так заинтриговала мысль быть твоим пленником, Лази, что я почти решил остаться, – шепчет Смерть мне в самое ухо. – Но у меня есть работа.

При звуке его голоса я цепенею, кровь леденеет от панического ужаса: он освободился.

– Возможно, в следующий раз, – продолжает он, –