Август посмотрел на Теряева с интересом, но ничего не сказал.

Теряев с Августом кормили собак у подъезда, когда к дому подкатил и остановился фургончик «КОНТРОЛЬ ЧИСТОТЫ АТМОСФЕРЫ».

– Са ва! – поприветствовал Витя.

Теряев посмотрел на него и замер: Витя был чисто выбрит.

– Это ты… что? К свадьбе, да?

– Свадьбы не будет, – грустно сказал Витя. – Она меня послала в парикмахерскую. Побрейся, говорит, сначала, тогда я подумаю. И я хлопнул дверью. Сначала побрейся, потом норковое манто подавай.

– Зачем же ты побрился?

– Из принципа. Дело не в бороде. Мне побриться – раз плюнуть. Однако, грустно. Понимаешь? Что мне теперь в этой жизни делать, ума не приложу. Слушай, у тебя рубль есть?.. Эй, Теряев, очнись.

Теряев очнулся и сказал:

– Тебе в этой жизни надо слазить на чердак.

– Кошек пугать, что ли?

– Зачем? На звёзды смотреть.

– На звёзды?.. Можно и на звёзды. Мне теперь всё равно.

Вечером они собрались на чердаке впятером: Ирина, Виктор, Карлсон, Август и Теряев. Сидели на скате крыши в ожидании темноты.

Теряев переворачивал страницы толстой книги, иногда принюхиваясь к сладкому запаху кондитерской фабрики. Ира глазела в бинокль.

– А гороскопами ты тоже увлекаешься? – спросил Витя Карлсона.

– При чем здесь это? – обиделся Карлсон. – Все на научной основе. Я наблюдаю планеты, звёзды, туманности. Знание обогащает.

– А там, за розовыми занавесками, – сообщила Ира, – женщина красоту наводит. Разрисовалась-то, разрисовалась, старая курица.

– Ты кометы видел? – спросил Витя.

– Видел.

– Вот так просто сидишь всю ночь и ждешь, когда полетит?

– Зачем? Много известных комет с вычисленными орбитами. Вот, например, чешский астроном-любитель Биэла знал орбиту кометы, замеченной в тысяча семьсот втором году. Он вычислил, где и когда её можно ждать снова, и открыл комету в тысяча восемьсот двадцать шестом году.

Витя долго считал, потом удивился:

– И этот Биела пятьдесят четыре года ждал одну комету? Всю жизнь?

– Нет, конечно. Её впервые заметил другой человек. Одной жизни не хватит. За небесными телами следят столетиями, тысячелетиями. Астрономы как бы передают друг другу из века в век эстафету познания.

– А у этих, – крикнула Ира, – с оранжевым абажуром, блины сгорели. Ругаются! Страсть.

Теряев забрал у Иры бинокль и отдал ей книгу.

– Почитай лучше. Нечего за людьми подглядвать.

– А сам-то?!

– Я не подглядываю. Я смотрю.

– Нет! – сказал Витя Карлсону. – Ты всё-таки объясни мне, как этот мир устроен?

– Очень просто, – сказал Карлсон.

– До чего вы все умные, – вздохнула Ира. – С вами со скуки сдохнешь.

– Молчи, женщина, – сказал Витя. – Тебе нас не понять.

Карлсон нарисовал мелом на крыше нечто, похожее на веретено.

– Это наша Галактика. Вид в разрезе. Вот здесь мы. – Он показал почти самый конец «веретена».

– В смысле – Земля? – уточнил Теряев.

– Нет. Вся наша Солнечная система.

– Вот тут вот с краю?! – возмутился Витя. – У чёрта на куличиках?!

– Наша система, – говорил Карлсон, – вращается вокруг центра Галактики со скоростью около двухсот километров в секунду.

– Не может быть! – воскликнула Ира.

– На один оборот у нас уходит двести пятьдесят миллионов лет.

– Сколько? – удивился Теряев.

– Двести пятьдесят миллионов лет.

– Ты слышишь, Август? – Теряев оглядел множество крыш, покатых и пологих, золотые шары церковных куполов, пожарные лестницы и чердачные окна, тёмные трубы и тяжёлые двери, застеклённые балконы. Надо всем этим было лёгкое, свободное, огромное небо.

– Господи, какие мы маленькие, – прошептал Теряев.

– А вот здесь написано, – сказала Ира, указывая на книгу, – что есть астероид Витя.

– Что?! Как?! – Витя вскочил так внезапно, что Теряев в страхе ухватился за него и вскрикнул.