– Да правильно, что нас отсюда выселяют! – восторженно воскликнула Наталья Лазаревна, большими глотками поглощая чай. – Ну, посуди сама, что нам здесь ждать? С работой напряженка, высших учебных заведений никаких. Молодежь вся разъезжается. Город и так естественным образом опустошается. Так лучше, что его закрывают хотя бы по приказу.

Валерия Андреевна молча села за стол, налила чай себе. Владимирова продолжала:

– А теперь ты будешь в другом городе, побольше и поперспективнее нашего. Будет тебе достойная работа, нормальная жизнь.

– Нормальная жизнь, говоришь? – хозяйка отодвинула чашку, уставилась на гостью. – А то, что это мой дом и я имею на это право – это ничего не значит? Здесь у меня есть все. Что будет там?

– Да все будет, – махнула рукой Наталья Лазаревна, – вот увидишь. Еще такой жизнью заживешь, что сама себе позавидуешь.

Валерия Андреевна ударила кулаком по столу. Владимирова поперхнулась и выронила чашку из рук.

– Ты чего?!

– Ничего! Если у тебя здесь ничего нет, если ты свою жизнь не устроила, то это не значит, что у других ничего нет! Понятно?

Владимирова принялась оттирать платье от чая.

– Ах вот ты о чем! Подковырнуть решила? Да, у меня нет работы, второй год найти не могу, так что же, в укор мне это ставить?!

– Тебе предлагали отличное место, – ехидно заметила Валерия Андреевна. – Чего ж отказалась?

– Отличное?! Да меня пытались поломойкой в магазин засунуть! Нет, лучше без работы ходить.

– Твое право, – подала плечами хозяйка. – Зато при деньгах была бы. Зарплата-то повыше пособия будет.

– А я не хочу работать уборщицей! – заявила гостья. – Не мое это!

– Ага, ты достойна большего!

– И что?

– А то, дорогая сестричка, что не место красит человека. Можно и уборщицей достичь успехов.

Наталья Лазаревна фыркнула.

– Ты хотя бы врач. У тебя и репутация соответствующая. А я?

– А ты, если мне память не изменяет, по образованию экономист. На любом предприятии могла работу бухгалтера найти.

Владимирова вздохнула, но не ответила. Большакова тоже замолчала, вытирая лужу со стола. Наталья Лазаревна встала.

– Засиделась я у тебя, дома дел много.

Валерия Андреевна кивнула.

– Провожать не надо, – донеслось из прихожей. Хлопнула дверь.

Большакова села за стол, подперев лицо руками. Ей хотелось рыдать от безысходности. Но больше – от злости на Наталью. Это ж надо – правильно, что город закрывают! Нет, понятно – ее здесь ничего не держит. Ни работы, ни семьи. Захудалая квартирка в «хрущевке». Да хоть сейчас уезжай!

В кухню вошел Алексей, обнял маму. Женщина прижала сына к себе.

– Я не хочу уезжать, – прошептал мальчик. – Зачем все это?

Женщина заминкой ответила:

– Чтобы достойные дяди смогли лишний раз отдохнуть с размахом за границей. Или купить себе очередную модную машину.

– Ненавижу их! – заявил Алексей, сильнее прижимаясь к матери. – Всех ненавижу!

– А вот это неправильно, – наставительно ответила Валерия Андреевна. – Нельзя жить с ненавистью.

– Почему? Их что, нужно любить?

– Нет, конечно. Любить их не стоит, но и сжигать сердце злобой – верный признак стать никчемным человеком. Да, можешь злиться, обижаться, ненавидеть, но никогда не делай это смыслом жизни. Никогда! – Валерия Андреевна тяжело вздохнула.

Алексей снова ушел к себе. На улице потемнело, вот-вот собирался пойти дождь. В комнате царил полумрак. Не включая свет, Алексей забрался с ногами на подоконник. Последние месяцы он наблюдает до боли родные пейзажи за окном. Вот песочница, где он в детстве лепил кулички, а потом, когда чуть подрос, пытался выстроить целый замок. А рядом качели, с которых он, семилетний мальчик, упал и больно ушиб коленки. Рядом стояла скамейка, которую каждое лето занимали пожилые люди во всего дома. Все родное! Все милое сердцу! И теперь этого всего не будет!