– Вот как… – кивнул Иван Никитич, снова оглядывая гостиную. Он не сразу обратил внимание, что попал в очень богатый купеческий дом. Хозяева владели домами, лавками, фабрикой, однако же богатством не хвастали. Гостиная была обставлена со вкусом и, очевидно, дорого, но сдержанно. Писатель, с первых шагов оказавшийся вовлеченным в сентиментальную сцену, только сейчас присмотрелся к мебели из ценных пород дерева, обтянутой редкой красоты шелковой тканью, портьерам великолепных оттенков, картинам старых мастеров на стенах, изящным светильникам. На удивление, здесь не было места безвкусным вещам, кричащим о благосостоянии хозяев.

«Вот вам и провинциальное купечество», – хмыкнул Иван Никитич, ощутив даже некоторую гордость за своих земляков.

– А что, братец, – обратился Лев Аркадьевич к управляющему. – Не заметил ли ты вчера какой странности в Катерине Власьевне? Это ведь ты ее в Петербург повез?

– Повез я. А странности никакой не заметил, – кратко отвечал Осип Петрович.

– А что же, у вас нету что ли человека при лошадях, чтобы хозяйку отвезти? – не отставал доктор.

– Почему же? Людей у нас полно. Да только Катерина Власьевна всегда со мной ездила. Так уж еще со времен покойного барина повелось, что он ее только со мной куда пускал. Она так привыкши, чтобы всегда я возил. По дороге что и про дом спрашивала, и кто как из прислуги управляется, и что, может, починки или замены в хозяйстве требует. Так и ездили с ней завсегда за деловыми разговорами, чтобы время попусту не терять.

– А как она объяснила, что не желает ехать, как обычно, поездом?

– А что ей объяснять? Хозяин барин. Надо так надо, – пожал плечами Осип. – И потом она поздно поехала-то. Какой уж поезд-то в такое время?

– А в котором часу она уехала?

Осип снова пожал плечами, Татьяна только покачала головой.

– Да мы и не слыхали, когда она уехала, поздно было, – волнуясь и комкая в руках платок, отвечала Марья Архиповна. – Так что же вы все-таки думаете об этом письме?

– Ох, – сказал Иван Никитич. – Мне ведь не доводилось знать Катерину Власьевну. Однако же из письма следует, что она, устав от дел, пожелала предаться отдыху и передать все заботы о доме и фабрике другим лицам… Я мог бы предположить, исходя из содержания этого письма, что она с большой вероятностью отправилась на воды или, может быть, ищет уединения в каком-нибудь монастыре, или… не знаю даже…. Судя по всему, речь идет как будто о какой-то поездке.

– Предаться отдыху? – всплеснула руками Марья Архиповна. – Какому отдыху? Вот уж на нее не похоже. Нет, господа! Она совсем, навсегда решила нас покинуть. Вы ведь только что сами видели эти строки о райском саде.

– Но она пишет, что вы можете свидеться вновь, – Лев Аркадьевич взял письмо из рук Купри и перечел его про себя.

– На том свете, Бог даст, – вот как надо это понимать, покачала головой Марья Архиповна.

– Так что же, вы полагаете, что она решила наложить на себя руки?! – не понял доктор.

Марья Архиповна протяжно, горестно вздохнула:

– А как же еще следует это все понимать? Она все имущество семье отписала, подробно указала, сколько и кому. А себе, выходит, что же, ничего не оставила? Вот вы говорите: она отправилась в поездку. Но я просила уже горничных посмотреть в ее комнате. Там решительно все на месте. Если что и пропало, то только лишь та одежда и украшения, что были на ней. Ну, может, еще пара платьев и серег, о которых девушки не могли упомнить. Но разве так бы она отправилась в дорогу?

– Полноте, тетя, – покачала головой Татьяна. – У нее и на петербургской квартире были и платья, и кое-что из украшений. Уж для Петербурга, надо полагать, она что получше держала, чем для Черезболотинска.