– Лирта, Его величество разгневан кражей фелиноса, но если вы вернёте реликвию в целости и сохранности, если вы признаетесь в содеянном и верно укажете место её нахождения или назовёте того, кто помогал вам, то сможете ходатайствовать о помиловании и…

Я не слушала его речей, словно оглохла. И просто смотрела на него – очень красивого, неуместно красивого человека, какое же эстетическое удовольствие разглядывать его и ни о чём не думать. Просто картинка.

- Вы меня слышите, лирта? Агнесса?

Чужое имя.

Чужая вина.

Чужой мужчина.

Чужая украденная жизнь, чужая украденная смерть.

- Мне нужно… - хрипло говорю я, с трудом глотая кровавую слюну, скопившуюся во рту. – Нужно…

Я хочу сказать «зеркало» - и не могу. Слово не выговаривается, не произносится, словно натыкается на невидимую преграду. Именно это слово! Почему?! Как так?

- Что? – переспрашивает Лигран, его взгляд впивается в меня, как острие, он словно чувствует какой-то подвох, но не может его уловить.

- То, в чём я могу себя увидеть, увидеть то, как я выгляжу. Пожалуйста. Я хочу увидеть себя. Я хочу себя увидеть!

Он смотрит на меня, словно дырку просверлить хочет. Потом медленно кивает и выходит, полог неохотно, с едва слышным хлопком выпускает его. Возвращается быстро, и в руках держит нарисованный красками портрет девушки на белом фоне. На мгновение хочется расхохотаться – может, у них есть галерея смертников? Можно неплохо заработать и развлечь народ, организовывая выставки и рассказывая историю магрских преступлений.

- Это вы, Агнесса. Смотрите.

И я смотрю.

Сначала недоверчиво, скептически, потом – жадно, вглядываясь в каждую деталь, каждую мелочь – впрочем, на мелочи художник оказался скуп. И всё же портрет вполне узнаваем. И девушка, изображённая на нём, очень на меня похожа.

И всё-таки это не я.

У неё красивое, пожалуй, лицо, чуть более раскосые большие глаза – тёмные, как у всех здесь, а мои были серо-голубыми. Белая кожа, серьезное, с вызовом, выражение на скуластом лице. Волосы – чёрные с бирюзой. Цвета длинных прядей переплетаются так естественно, даже в тёмных аккуратных бровях, густых ресницах мелькают бирюзовые нити. В целом она красивее, сильнее, в ней больше жизни, больше страсти, по сравнению с ней я – никакая, стёртая тень.

…Неужели они не видят, что это не я?

- Лирт Лигран, - я придвигаюсь ближе, сжимаю его предплечья, сильные мускулистые руки, и лицо мужчины словно каменеет. – Это ошибка. Эта женщина – не я! Меня зовут Камилла, я родилась в другом мире, я не знаю, как оказалась здесь, я не убивала ту служительницу храма, которую нашли в колодце, и ничего не крала! Мне не нужен ваш фелинос, я даже не представляю, что это такое, вы же маги, отправьте меня домой, я не она!

- Какая жалость, - проговорил лирт, теперь уже его руки перехватили мои, стальная хватка, не вырваться. – Какая жалость, что смерть заберёт такое прекрасное, молодое и нежное тело, - он толчком притянул меня к себе, поставил перед собой. – Прекрасная юная лирта, которая могла бы прожить долгую, удивительную жизнь, полную простых радостей, служению родным и близким, полную любви. Но вы выбрали другой путь, Агнесса. Какая жалость!

Голос королевского следователя меняется, становится почти ласковым, и от этого у меня волосы встают дыбом.

- Не дёргайся.

Его руки почти требовательно, жадно зарываются мне в волосы, гладят шею, спину, грудь через длинную бесформенную хламиду, спускаются на бёдра, ягодицы, губы скользят по щекам, носу, шее. Я стою, не в силах шевельнутся, хотя магического принуждения почти не ощущаю, точнее – принуждения нет в теле, а вот насчёт всего остального я настолько уверенной быть не могу.