– Опять я, – буркнул Сычев и, взвалив на плечи два огромных рюкзака, поплелся за ним.

– Иваныч, ты че? Тут черт ногу сломит! – встретил их в штыки Новиченко и предложил: – Давай в контору перебираться!

– Остаемся здесь! – был непреклонен Петр.

– Туточки вонизма такая! – не унимался Новиченко.

– Вова, не гоношись! То фрицы огнеметами шмаляли! – перебил его Сычев.

– И че, с того?

– А то! Больше сюда не сунутся!

– Если мы раньше не загнемся, – буркнул Новиченко.

– Кончай разговорчики! – положил конец спору Петр и сбросил с плеч рюкзак.

Крепчающий мороз, а также голод, терзавший желудок, заставили разведчиков пренебречь опасностью. Они разбрелись по развалинам, собрали то, что осталось после пожара, спустились в повал и развели костер. Сычев, не дожидаясь команды, развязал рюкзак, достал банку тушенки и предложил:

– Иваныч, надо бы устроить пир желудку!

– Давно пора, а то брюхо к хребту прилипло! – пожаловался Новиченко.

– Я что, против? Доставайте НЗ и сало Пилипчука, – поддержал Петр.

– А 100 грамм наркомовских? – напомнил Сычев.

– Ради такого случая не грех и 200! – живо поддержал Новиченко и, хлопнув себя по лбу, воскликнул: – Хлопцы, так сегодня ж Новый год!

– Точно! С этой проклятой войной забудешь, как себя зовут, – посетовал Сычев и бросил многозначительный взгляд на Петра.

Он не стал испытывать их терпения, достал фляжку со спиритом и, подняв вверх, сказал: – За то, чтоб дожить до следующего года!

– Доживем! – дружно поддержали Сычев с Новиченко, и фляжка пошла по кругу.

Вскоре, разомлев от выпитого, сала Пилипчука и тепла костра, Сергей и Владимир начали клевать носами. Петр отправил их спать, а сам заступил на пост, но, чтобы зря не терять времени, взобрался на крышу элеватора и оборудовал на чердаке наблюдательный пункт. Отсюда, с высоты птичьего полета, дубрава, в которой гитлеровцы могли скрывать свой танковый кулак, лежала как на ладони. Теперь разведчикам оставалось запастись терпением и положиться на удачу.

Результат первого дня оказался плачевным: дубрава словно вымерла. Лишь изредка лязг металла и работа мощных двигателей говорили о том, что царящая в ней тишина обманчива. И только с наступлением темноты на подъездных дорогах началось движение. На этот раз гитлеровцы строго соблюдали светомаскировку, что лишний раз убеждало Петра в серьезности их замыслов, и тогда он решился на вылазку. Она едва не обернулась провалом: на подходе к дубраве они напоролись на боевое охранение и едва унесли ноги.

Второй и третий день также прошли впустую. До истечения срока выполнения задания оставались сутки, а Петру пока нечего было доложить Рязанцеву. Сведения о перемещениях гитлеровской техники мало что давали, и уныние охватило разведчиков.

Петр, нахохлившись, сосредоточенно смотрел на костер, как будто в отблесках пламени надеялся найти ответ на вопрос: как подобраться к дубраве? Но ничего другого, как попытаться взять языка, ему на ум не приходило.

– Опять этот опель? Достал уже гад! – возглас Сычева заставил Петра встрепенуться.

– Какой? – машинально спросил он.

– Зеленый! Глаза уже намозолил!

– Опель? Намозолил? – и пока еще смутная догадка осенила Петра.

Он схватил блокнот и лихорадочно зашелестел страницами. Дважды в день с постоянством маятника зеленый штабной опель проезжал перед ними.

«Офицер связи? Фельдъегерь? Секретные документы! Это последний шанс!» – ухватился за эту мысль Петр и радостно воскликнул:

– Ребята, не все потеряно!

– Брать опель! – первым догадался Сычев.

– А там штабная крыса! – предположил Новиченко.

– Да! Других вариантов не осталось! – подтвердил Петр.