– Что за… Я сюда уже лазил!

Наталья обернулась!

Перед ней в полной красе, багровый, с налитыми венами и сверкающей головкой стоял член мужа. Увидев Наталью, он вскрикнул от неожиданност. Но его за яйца уже крепко держал Григорий, как факир, возникший из темноты балкона.

– Попался! Гадик! – зло прошипел Караваев.

– Измена! Засада! – безвольно прохрипел полупридушенный Вася.

Наталья язвительно хихикнула. Муж чмокнул её в щёку:

– Молодец, Туся! Все сделала, как надо! Ну, что? – зло обратился Караваев к члену. – Ты думал ты кто? А ты никто! Без меня ты просто х*й! Е*ля это искусство, а не прыгалки из п*ды в п*ду!

…К концу недели Караваевых увезли с пищевым отравлением. Говорили, что в лесу они по незнанию собрали поганок, сварили и неделю лечили отравление алкоголем. Соседи за стеной и на этажах слышали громкие женские стоны. Горничные рассказывали, что когда к супругам вошли, мужчина разговаривал со своим членом и никого не узнавал. Дома, после больницы, не особо доверяя диагнозу, они договорились хотя бы раз в год отдыхать поодиночке. Они ведь образованные люди. А Гриша – творческий человек!

– Хана, отъездились! – зло проговорил Игорь Самсонов, и с досадой пнул колесо внедорожника, окрашенного в защитную маскировку. Внедорожник замер с расплющенным капотом у огромного баобаба. Из разбитого радиатора клубился пар. Спутниковый телефон здесь не ловил, – мертвая зона, – и Самсонов бросил его в машину.

– Ты че, дятел, не видишь, куда рулишь? Х*ли вылупился? Чего теперь делать?

– Не понимай! – ответил щуплый чернокожий проводник, преданно заглядывая Самсонову в глаза. Заглядывать в глаза было трудно. «Хозяин» был на две головы выше проводника.

Самсонов в кепке цвета хаки, надвинутой на глаза, в такой же рубашке и шортах, подбоченясь, огляделся. Вокруг на сколько хватало глаз рыжела выжженная солнцем савана. Лишь на севере у горизонта зеленело редколесье из кривых деревьев, неизвестного Самсонову вида, а сразу же за редколесьем волнами поднимались джунгли.

«До лагеря километров сто!» – прикинул Игорь, рассчитывая, сколько они накатали по саванне. Пешком не дойти. До вечера, приятели, оставшиеся в лагере, искать их не станут. Значит, ночевать придется под открытым небом.

Оранжевое солнце висело над горизонтом. До заката оставалось часа два. Ночь здесь наступала мгновенно.

– И где ты, му*ила, нашарил этот баобаб! Ни одного дерева до самого горизонта!

Самсонов матерно выругался. Ему было тридцать. Владелец сети заправочных станций, он объездил весь свет и всякое повидал. Поэтому считал себя мужиком бывалым, не робкого десятка. Он любил охотиться один и щедро платил за сафари. И вот вляпался, как новичок! Нанял местного только потому, что тот понимал по-русски: в молодости на войне в Анголе научился языку у русских военных советников. Вдвоем с проводником Самсонов выехал утром. Они заблудились и кружили по саване весь день. Самсонов передал руль проводнику, чтобы посмотреть карту. И…

В отдалении протяжно ухнул лев. Поближе, гортанным ревом ему пророкотал – другой.

Абориген залопотал что-то «хозяину» на смеси английского, русского и местного наречия. Самсонов понял лишь, что львы на людей не нападают. Но всякое бывает.

– Ну, и что ты предлагаешь, сыкло? – проворчал Самсонов. – Переночевать в лесу?

Скорее всего, потные, вонючие и уставшие охотники львам были до гривы. Но, как говориться, «береженого бог бережет».

– Ладно, двинули! – проговорил Самсонов, подхватил полуавтоматический карабин и зашагал к лесу. «Проводник», взвалив на спину нехитрый скарб, крякнул, и заспешил за «хозяином», Человеком Горой, как называли его аборигены.