Где старец жил, а юный инок
Поднялся и имел успех,
Где блеск летучих паутинок
Напоминает женский смех».
Ах, бабье лето, бабье лето,
Краса в бреду и наяву,
Промчалось, но с притоком света
Воздал хвалу я волшебству.
Мадонна
Пушкин Вяземскому: «У моей мадонны рука тяжёленькая».
Я читал, прислушиваясь к зову
Сердца, и среди пригожих лиц
Выделил Наталью Гончарову —
Первую красавицу столиц.
Лёгким станом и прекрасным ликом,
Внешней беззаботностью своей
Мне она знакома и по книгам,
И виденьям сонных миражей.
За окном задумчивые ели,
На столе катрены о любви.
И намёк на то, что в женском гневе
Бурею бывала Натали.
Не вникая в сферы отношений,
Уяснил, не опускаясь ниц, —
Называл мадонной русский гений
Первую красавицу столиц.
Бабушка Прасковья
Двор, скотину, запах сеновала —
Помню я подворье,
А ещё, как к вере приучала
Бабушка Прасковья.
В три перста я складываю пальцы
На Страстном ликбезе,
А на Пасху крашеные яйца
И «Христос Воскресе».
В Воскресенском храме Арзамаса
Я в потоке света.
Крестный ход. Несут икону Спаса
На закате лета.
Спас медовый, яблошный, орешный,
Друг за другом Спасы —
Дар земли, а может, дар небесный —
На зиму припасы.
Будто снова бабушкино слово
Слышу я в избушке:
«По субботам с Пасхи до Покрова
Мы пекли ватрушки.
В Рождество не ели и не пили
До звезды всем родом,
А кутью заранее варили
Из пшеницы с мёдом».
Молоко и козье, и коровье
Мне всегда в дорогу,
И желала бабушка Прасковья
Быть поближе к Богу.
Песня о Ваде
В вольных лугах и лесах незабвенных
Сладко-пьянящий стоит аромат.
Звонкие воды истоков нетленных
С лёгкостью птицы стремятся на Вад[8].
Белая чайка в полёте упругом
Над изумрудной поверхностью вод,
Как и лебёдушка с суженым другом,
Песню о счастье семейном поёт.
Песню о счастье и Красная Горка[9]
Вместе со всеми июньской порой
Так пропоёт, что вечерняя зорька
Встретится в Пахтах[10] с лучистой зарёй.
Пьяна[11]-река песни жгучие долго,
Пьяно петляя, несёт над волной,
Чтоб для России великая Волга
Песни вадские пропела со мной.
Там
Безбрежен синий небосвод,
Пригож и солнцепёк,
Весна, ручьи и ледоход,
Ленивый ветерок.
И молодость – вперёд-вперёд,
И бодрости заряд,
И устремлённость ввысь на взлёт,
И к горизонту взгляд.
Гитара, танцы при луне,
Безумство от игры,
А ныне не хватает мне
Восторгов той поры.
Земля
Услышав зов земли родной,
Расстёгиваю ворот
И оставляю за спиной
Скупой на ласки город.
То нива в поле, то стерня —
Крестьянских душ горенье;
Земля – основа бытия
И духа просвещенья.
От близости с землёй родной
Мои стихи напевней;
Спасти себя и стать собой
Возможно лишь в деревне.
Казарма
Уйдя со школьного двора
И выбрав ратный путь,
Я стал другим, кем был вчера,
Узнал казармы суть.
Иной здесь временной отсчёт,
Бег времени иной,
Не всякий, кто сюда придёт,
Останется собой.
Здесь распорядок с первых дней
Свободу отменил,
А вольный дух души моей
Жестоко приглушил.
О, как хотелось мне тогда
В привычную среду,
В уютный домик у пруда
И к яблоням в саду.
А дни летели, как вода
Под окскою тропой.
И мне казарма навсегда
Становится судьбой.
Здесь нет поблажек никому,
Здесь мужество в цене.
Учили жёстко нас всему,
Что нужно на войне.
На даче
Дом деревянный с мансардой. Во мгле
Тускло горящие лампочки,
А под навесом на дачном столе
Тонко звенящие чашечки.
Чайник заварочный, торт, шоколад,
Белый мускат из Италии,
А на хозяйке восточный халат:
Лёгкий, свободный, без талии.
О Киплинге
Я убеждён: на страсть людей
Ушедших поколений
Смотреть сквозь призму наших дней
Удел глупцов и лени.
Толстой, Есенин, Вебер Макс,
Творения Эсхила,
А Киплинг душу мне потряс
Вольтеровскою силой.
В его стихах горячность, пыл
Людей и интересов,
Восток, как блеск светил, ценил,
Знал дикарей и бесов.