Лиля судорожно глотала обжигающий напиток, зачем-то цепляясь за плечи мужчины.

  Да, это была отчаянная мера, но и времена были такими же отчаянными, как и обстоятельства. Есть несколько способов прекратить женскую истерику.

  Первый, вопреки здравому смыслу, и довёл Котёночкину до неприглядного поведения – деньги. Второй – пощёчина, но Аарон не бил женщин, даже если этого требовали обстоятельства. И третий – поцелуй, что не входило в планы мужчины, и что–то ему подсказывало, в планы зайки – тоже. Аарон нашёл четвёртый способ и, как и следовало ожидать, он сработал.

  Лилия Котёночкина сначала судорожно хватала ртом воздух – виски всё-таки крепкий алкогольный напиток, редко любимый женщинами, но другого спиртного в кабинете у главы и владельца транснациональной компании не было, – а потом примолкла. Через пятнадцать минут к ней вернулся почти естественный цвет лица, а ещё через десять она, хоть и бочком, но шла рядом с Аароном в сторону лифтов.

  Аарон Эрнестович был воспитанным человеком, он не зря слыл мужчиной с безупречными манерами, особенно если дело касалось слабого пола, а тем более, если речь шла о новоявленной будущей жене, с которой он собирался вступить в брак по самой искренней любви к трём процентам акций «Супервайзинг строительства скважин нефти и газа». Именно поэтому Аарон Эрнестович отвёз будущую супругу домой, усадив рядом с собой на заднее сидение седана представительского класса, и дал ей один выходной день, как компенсацию за нервное потрясение, которое девушка, естественно, испытала, встретив свою истинную любовь в лице семи миллионов трёхсот восьмидесяти семи тысяч рублей.

  Аарон пообещал приехать к ней домой на следующий день ровно к семнадцати часам, чтобы отвести на свидание. К этому времени штат фотографов семьи Абалденных будет осведомлён о самой искренней любви Аарона Абалденного с Лилией Котёночкиной и будет ждать в условленном месте для внезапной фотосессии.

  Семнадцать часов стремительно приближались, а Аарон всё ещё находился в офисе.

  – Не возражаешь? – на пороге кабинета показался Григорий Георгиевич, принёсший полное досье на будущую исполняющую обязанности жены Аарона.

  Впереди Григория, насупившись, стояла Клавдия. Рыжие косички весьма авангардного плетения возмущённо подпрыгивали, им вторил криво посаженный синий бант на макушке. В целом выглядела Клава… странно. Наряду Клавдии мог позавидовать любой новомодный стилист на красных дорожках Голливуда, настолько это было смело и необычно: зелёная блузка к синей школьной форме, вкупе с красными колготами.

   – Гувернантку уволил, – сквозь зубы проговорил начальник службы безопасности. – Оставлять у ребят не хочу, – вояка скрипнул зубами и ещё раз подтолкнул дочку вглубь кабинета. Под ребятами Григорий подразумевал весь свой немалый штат охранников и прочих специалистов службы безопасности. У Григория Георгиевича, как и полагается, был свой кабинет и даже секретарша, вот только звали её Глеб и, видимо, он тоже не входил в клуб доверенных лиц начальника службы безопасности, если речь шла о его рыжем сокровище.

  Аарон никак не прокомментировал присутствие Клавдии, в общем и целом политика компании в отношении детей сотрудников была довольно прозрачна и однозначна: никаких детей на рабочем месте родителей. Но Григория Георгиевича нельзя назвать рядовым сотрудником, да и Клавдия не была заурядным ребёнком.

  – Папа боится, что я узнаю плохие слова, – пояснила подозрительно тихая Клавдия, синий бант печально качнулся на макушке и замер, когда девочка подошла к Аарону и прошептала: – Аарончик, дай мне твой телефончик, а?