– Почему ты называешь себя моей Хозяйкой? Я – Кошка! —в ответе Кыш можно было уловить удивление. Звездный язык кошек оказался гораздо богаче, он передавал эмоции.

– А кто вы такие? – спросила Ил. – Откуда вы?

– Ты живешь и не знаешь с кем? – буквы светились иронией, – тогда я подскажу, – улыбка, – я Кошка девятой жизни.

– Какой жизни? Так откуда вы?

Молчание. Молчание и неудовольствие вопросами. Потом все—таки ответ:

– Это хорошо, что ты научилась нормально общаться, – удовлетворение, – но не стоит задавать ненужные вопросы, чтобы не получить ненужные ответы. Я – Кошка девятой жизни и я устала. Сейчас я пойду спать, но если тебе понадобится моя помощь – зови.

Кыш спрыгнула с колен и неторопливо пошла прочь.

– Помощь в чем? – нетерпеливо спросила Ил, ей хотелось продолжить разговор.

– Ты поймешь, – ответила Кыш и заблокировала связь.

Ил подошла к свернувшейся в клубок кошке и ласково ее погладила. А потом снова уселась в кресло, положила голову на ладошку и стала ждать, пока очнется Вечер. Где-то через час он открыл глаза и сообщил, что ей немедленно нужно быть в какой-то «Вшивой собаке», просканировать всех находящихся в ней и сообщить ему результаты. Ничего больше не объясняя, Вечер просто приказал:

– Приготовьтесь!

И уже в следующее мгновение Ил очутилась в другом районе города.

Не успев накраситься и переодеться! Халат, правда, превратился в платье, но совершенно кошмарного фасона – Вечеру оказалось далеко до Версаче. Ну да и на том спасибо.

К «Вшивой собаке» тем временем приблизилась весьма живописная парочка – седой долговязый старик с деревянной клюкой и злющим выражением лица и невысокий молодой толстячок с блестящей лысиной и невообразимыми бакенбардами. Выражение лица у него было не в пример любезнее, а большой нос картошкой украшали массивные очки в роговой оправе.

– Простите великодушно, милая дама, – обратился Толстяк к Ил, – это заведение и есть «Вшивая собака»?

Но та не успела ответить. Старик зло посмотрел на нее и втолкнул Толстяка в двери.

Ил тут же обратилась к Звязи, но та опять запросила код доступа. Тогда Ил жалобно вздохнула, достала из кармана зеркальце, поправила прическу и решительно шагнула в темный проем двери.

Странно, но за все время, пока я тут сидел, в обычно шумной и многоголосой «Вшивой собаке» было совершенно пусто. Лишь угрюмый маленький бармен по прозвищу Цимба в грязной оранжевой майке одиноко стоял за стойкой и лениво отгонял назойливых мух. Вообще-то содержать здесь пусть и самую паршивую забегаловку не имело никакого финансового смысла. Но на заднем дворе двое помощников Цимбы принимали наворованные местной публикой цветные металлы – да и не только металлы – расплачиваясь все теми же «огнетушителями» с самогонкой. Ходили слухи, что Цимба поторговывает и наркотой, но от этой стороны жизни я всегда старался держаться подальше.

Мне не было необходимости сообщать Ночи, что происходит в заведении: с моего разрешения, она все видела моими глазами. Правда, разговаривать мы не могли, но она посылала мне сообщения. Прямо на столе тусклой бегущей строкой появлялись размашистые сиреневые буквы. Про себя я их называл эсэмэсками.

Наконец в этом задрипанном баре появились два совершенно неуместных здесь персонажа: прилично одетый невысокий молодой толстячок с блестящей лысиной и невообразимыми бакенбардами и совсем юный долговязый франт с элегантной тростью.

Толстячок тут же направился к бармену и поинтересовался:

– Извините, любезнейший, это и есть «Вшивая собака»?

– Чувак, ты чё читать не умеешь? – насупился бармен, – это бар «Ротшильд».