Спустившись вглубь завалов, через проход на вершине, номер 969 оказался в тоннеле, стены которого были выполнены из обломков металлических пластин, проржавевших прутьев и другого мусора, который был в избытке в прилежащих окрестностях. Высота тоннеля свидетельствовала о том, что тот, кто соорудил его, имел средний человеческий рост. Отсутствие источников света усложняло передвижение, робот сделал несколько коротких шагов, направляемый невидимой нитью, которую плело его сознание под воздействием усиливавшего шума в его голове. Сделав очередной шаг, он из-за плохой видимости, задел ногой обломок трубы, лежавший в середине прохода. В воздухе раздался пронзительный звон металла и эхом пронесся вглубь тоннеля. Робот опустил взгляд к своим ногам, отреагировав на звук, и он был не единственным, кто услышал его. Вдалеке послышался шум торопливых и неосторожных шагов. Звон в голове номера 969 прорезал клубок его сознания, наполнив голову густым, выкрикивающим требования туманом. Глаза его словно застелила пелена, а тело непроизвольно кинулось в сторону шагов. Он двигался молниеносно, не успевая даже проанализировать свои действия. Через несколько секунд он достиг хлипкой двери, которую без колебаний выломал весом своего тела, врезавшись в нее на полной скорости. Преодолев дверной проем, робот оказался в комнате, более освещенной и явно обжитой, в отличие от тоннеля, ведущему в эту самую комнату. В первую очередь, его глаза на мгновение ослепил свет, исходящий от электрической лампы, расположенной на потолке. Номер 969 закрыл глаза когтистой рукой, до тех пор, пока его глаза не привыкли к уровню освещения. Это заняло несколько секунд. Как только он смог сфокусировать зрение, навязчивый шум снова пронзил мысли, все сторонние раздражители начали казаться ему незначительными по сравнению с густым туманом и пеленой застилающей глаза. В некоторые моменты звон достигал такого уровня, что номер 969 был на грани потери рассудка, все рациональное и осмысленное просто разваливалось и с хрустом раздавленного стекла осыпалось в паутине его нервных каналов. Он даже не осознавал в какую сторону он двигался, нутро просто кричало и требовало продолжать делать это, не обращая внимания ни на что больше. Ничто не имело смысла. Но в какой-то момент, шум все же затих, позволив сознанию робота прорваться на поверхность сквозь густой и липкий туман. Это произошло в тот момент, когда он обнаружил, что стоял напротив зеркальной поверхности в человеческий рост. Из отражения на него смотрел уже знакомый, но ранее не осознаваемый образ. Оголенные металлические мышцы, грубые и рваные, непроизвольно сокращались, делая искусственный скелет пугающе живым. Лысая голова без кожи, носа и нижней челюсти, походила на обглоданный дикими животными череп. Нелепые, явно не подходящие к телу руки, выглядели, как орудия мясника, созданные лишь для того, чтобы резать и рвать все, к чему они прикасались. То, что должно было быть правой рукой, представляло из себя огромное крючковатое лезвие, повторяющее черты смертоносной клешни богомола, усыпанную шипами, что делало эту конечность идеальной для захвата цели. Правая рука включала в себя конструкцию из выдвижных лезвий, увенчанных ладонью лишь с тремя пальцами, являющимися грубыми ножами, не приспособленными для того, чтобы держать в них хоть какой-то инструмент. На поверхности оголенного торса, просвечивались трубки, для подведения жидкостей, необходимых для движения уродливого синтетического тела. Самой яркой деталью в этом отражении были широко открытые, необычного для тех мест цвета глаза. Яркая радужная оболочка глаз имела нежный голубой оттенок, обрамленная тонкими медными соединительными нитями, на фоне тусклых серебристых склер. У правого глаза не было век, из-за чего тот выглядел гротескно и неуместно, но это давало разглядеть самую главную деталь этих фальшивых органов зрения. На нижней части радужной оболочки, подобно рабскому клейму, был выбит серийный номер «969». Это был первый раз, когда он узнал себя в отражении, что-то изменилось для него в тот момент. Он не мог дать оценку своей внешности, поскольку не имел представления о том, что можно считать красивым или уродливым, а что нет. Но что-то в глубине его мыслительных процессов подсказывало, что это не то, как все должно было быть на самом деле. В его голове появился неконтролируемый порыв, совершенно не хотелось смотреть на это странное, вводящие в ступор отражение. Взмахнув правой рукой с длинным лезвием, он со всей силы ударил зеркало, после чего оно треснуло, исказив отражаемый в нем объект, а затем разбилось, осыпавшись на пол, подобно пеплу давно мертвого и сгоревшего в агонии мира.