Цветов за столом, как атрибута сугубо дамского, равно как цветистых тостов и витиеватых речей не было, что очень расстраивало, без сомнения, происходивших с солнечного Кавказа офицеров, которых среди присутствующих была едва ли не пятая часть. Горечь их от невозможности высказаться в своем любимом стиле, до которого все кавказцы великие охотники, скрашивала бутылка настоящего «Киндзмараули», любимого государем, стоявшая перед ним. И хотя выпил он в течение обеда не более одного-двух бокалов, вино давало повод впоследствии говорить об особенной любви императора ко всему кавказскому. А уж если он изволил положить на тарелку пучок зелени, баранье ребрышко или ломтик сыра…

Песенников или духового оркестра, как у лейб-гусар, отцом-покровителем, бывшим сослуживцем и шефом которых был покойный батюшка императора Александр Петрович, не говоря уже об исполнительницах шансонеток и цыганах, обладавшие несколько отличным от гусарского вкусом «царицыны уланы» никогда не приглашали, считая это моветоном. Взамен подобных бурных увеселений в столовой обычно играла тихая, ненавязчивая музыка – что-нибудь из классики или вещей последних лет, подходящих по стилю…

За приятным общением никто не заметил, как пробило десять, и после обычного шампанского под заливную осетринку был подан кофе, который большинство присутствующих в пропорциях, диктуемых здоровьем и рассудительностью, разбавляло ликерами, наличествующими на столе в большом ассортименте, а кое-кто и коньяком. Последнее обстоятельство еще больше добавило застолью непринужденности, а беседам – оживления. Порой собеседники должны были прерываться и со снисходительной улыбкой ждать, пока стихнет очередной взрыв хохота, раздававшийся с одного из дальних концов стола, где восседали преимущественно корнеты,[20] поручики и некоторые из наиболее молодых (если не по возрасту, то по состоянию души) бывших офицеров полка. Самым веселым из балагуров непременно оказывался все тот же Михаил Вахтангович, накопивший за свою долгую жизнь бесчисленное множество шуток, былей и анекдотов. Государь всегда вполголоса просил Александра, чтобы он рассказал ему именно тот анекдот, над которым так смеялась «молодежь». Вообще Бежецкий к середине обеда как-то незаметно стал основным собеседником высочайшего гостя, так как находившийся по левую руку военный министр Победоносцев по причине дряхлости то и дело впадал в сладкую дрему, сидевшие напротив старые командиры увлеклись обсуждением интересного, с их точки зрения, проекта изменения строевого устава, а штаб-офицеры, не говоря о ротмистрах, несколько робели Николая Александровича.

После того как первая половина обеда была завершена, все, повинуясь приглашению камердинера, поднялись из-за стола и, пока убиралась столовая, разошлись по соседним комнатам, где были и бильярд, и курительная.

Попросив случившегося неподалеку графа Ралевича, тоже старого командира, но гораздо моложе Победоносцева, проводить старика до дивана в гостиной, государь непринужденно взял Бежецкого под локоть.

– Не выйти ли нам проветриться, Александр Павлович? – с легкой улыбкой спросил император. – И заодно выкурить по сигарете. Знаете ли, с юношеских лет не люблю сильно накуренных помещений, а у «царицыных улан» всегда дымят, словно паровозы! Не возражаете?..

– Почему же, ваше величество…

– Бросьте, Александр Павлович, – шутливо нахмурился самодержец. – Давайте оставим все эти экивоки для официальных приемов. Мы же с вами условились как-то, помнится, называть друг друга в приватной обстановке только по имени-отчеству. Забыли?..