– У нас тоже жизнь, – подхватил Рома. – Рассказывал уже, дома новые строят, метро открывают. И про поэтов с музыкантами рассказывал. Когда гуляешь по Москве, веришь, что вот-вот случится что-то очень хорошее. По-другому и быть не может потому что. Тоже много людей, у всех дела, приезжих очень много, потому что работа есть. Кафешки стеклянные с джазовой музыкой. Как будто всегда весна.

– А я даже не помню, как у нас, – Володя опустил голову. – Когда объявили войну, всё как будто остановилось. Движение на улице встало, люди замерли. Никто не мог поверить в происходящее, ведь совсем недавно всё было хорошо. Договор с Германией подписали о ненападении. Что было потом, я уже не помню и не уверен, что хочу помнить. Как-то всё слишком быстро потом произошло. После знакомства с вами и попадания сюда я по-настоящему поверил, что жизнь стоит того, чтобы жить её дальше.

Рома, Серж и Игорь молча с ним согласились. Они тоже не помнили, что делали и где были, когда попали в особняк. Единственное, к чему смог прийти каждый из них, – по какой-то причине каждый из них устал от собственного мира. Как будто он утратил краски, и всё движение происходило по инерции. Беседа с людьми из той же, как правильно отметил Володя, культуры, отличающейся по времени, позволила им понять, что смысл двигаться дальше всё-таки был.


Парни переглянулись. В их глазах появились проблески силы, благодаря которой они смогут двигаться вперёд. Осталось только найти выход отсюда. Вдруг в мыслях каждого синхронно прозвучал глубокий голос, тот же, который запрещал входить в чужую комнату:


«Вам предоставлено право связи с родной эпохой. Контакт будет осуществлён через средства сообщения, свойственные вашему времени. Проведение сеансов состоится в хронологическом порядке. Выбирайте получателя сообщения мудро. Повторные сеансы связи проводиться не будут».


– Я ж не один эт слышал? – прохрипел Серж.

– Нет, – синхронно ответили Рома и Володя. Игорь молча покачал головой.

– Что это значит? – испуганно спросил «шестидесятник».

– Ясно ж, нам дадут пообщаться, – ответил Серж. – Когда только?

– Смотрите! – воскликнул Володя, указывая рукой на столик. На нём был жёлтый листок бумаги и чернильница с пером.

– «Сеансы состоятся в хронологическом порядке и через средства, свойственные времени», – повторил Игорь. – Пиши. Кому посчитаешь нужным.


Володя кивнул и подошёл к столу. Ещё раз посмотрел на чернильницу, сделал глубокий вдох и аккуратно взял перо в правую руку. С пера упала жирная капля, оставив на белом столике жирную кляксу. Кому ему писать? Маме? Маше? Он так давно их не видел. Голос говорил: «Выбирайте мудро». Как можно выбирать из тех, без кого твоя жизнь не имеет смысла, ради которых хотелось продолжать терпеть мучения, лишения и агонии? Солдат снова глубоко вздохнул и принялся писать.

В этот момент Серж, глядя на неуверенные потуги товарища прикоснуться к бумаге, медленно подошёл к Игорю и жестом попросил его отойти в другую комнату. Он, не желая видеть внутреннюю борьбу товарища, кивнул и молча последовал за «восьмидесятником». Игорь и Серж вошли в кухню, где «восьмидесятник», озираясь, тихо спросил:

– Ты капиталист?

– Что? – не понимая, сказал Игорь.

– В будущем… У вас капитализм, да?

– Да, – не в силах сопротивляться давлению, ответил «XXI век». – Раз уж ты спросил… – он сделал глубокий вдох и закрыл глаза. – Советский Союз распался, республики станут независимыми.

– Что?! – не поверил Серж. – Как, когда?!

– В девяносто первом. Потом правительство отпустит цены и объявит переход на рыночную экономику. В девяносто третьем примут новую конституцию и социализм кончится.