— Ресторан на Набережной. Вы напали на мою спутницу.

— Я ни на кого не нападала, я просила её убрать стул с моего платья, а она принялась обзываться. Слово за слово, и мне пришлось…

— Наброситься на неё…

— Остановить поток оскорблений и презрения, — кривлюсь, впадая в ступор от тёмных глаз и поучительного тона.

— В любом случае я должен поставить Петра в известность.

— А вам-то какое дело?

— Гоша мой крестник, и мне не безразличен тот факт, что мальчиком занимается буйнопомешанная.

— Я работаю здесь полгода и впервые вас вижу. — Скрещиваю руки на груди, наклоняю голову к плечу. — Хороший крёстный папочка, ничего не скажешь.

Блин, вот зачем я это говорю? Он же ещё больше разозлится. Он уже смотрит меня так, будто я у него последний французский хот-дог из под носа увела. Правду моя бабушка говорит: всё дело в магии волос. Вот когда я была рыжей со средней длиной всё было нормально, стоило покраситься в тёмный шоколад, нарастить пряди, завить их легкими волнами, и всё. Как истинная ведьма, только и делаю, что притягиваю неприятности.

— Вот опять, вы не умеете сдерживать свой гнев, неадекватная няня. Вам нельзя работать с детьми. Вдруг вы их тоже обольëте?

Мне кажется, он издевается. Беру себя в руки, пытаясь совладать с доводами рассудка и утихомирить вздувшиеся на лбу и шее вены. Вот же выхухоль долларовый.

Я делаю шаг назад и покорно опускаюсь на ковёр рядом с Гошенькой.

— Валер, ты где? — Смеясь, заходит в детскую хозяин дома.

Сердце колотится ошалело и истерично, в животе булькает, желудок сжимается, предчувствуя беду, но усилием воли я стараюсь не поднимать на них глаза. Я люблю свою работу и не хочу её лишиться. Здесь платят очень много.

— Засмотрелся на нашу нянечку?

Не знаю почему, но я поднимаю глаза на этого Валерия. И сразу же жалею об этом, потому что на его лице такое выражение, будто он наелся кислой капусты.

***

— Пойдем, это Гошина женщина, — смеётся хозяин дома и уводит моего инквизитора прочь из детской комнаты.

С шумом выдохнув, я хватаюсь рукой за область сердца, с приоткрытым ртом следя за тем, как медленно закрывается дверь в коридор.

Гоша увлечённо играет с паровозиком, мило бибикая губками, а я на носочках подкрадываюсь к выходу, прикладываю к полотну ухо и пытаюсь расслышать, о чём эти двое там разговаривают. Вдруг чернявый каратель с внешностью супергероя всё же решил меня уничтожить и рассказать о ссоре в ресторане моему работодателю. Но за дверью совсем другое:

— А после танца эта красотка скидывает с себя платье, и там обнаруживается самый настоящий здоровенный мужской… — басит Пётр Иванович, заглушая окончание фразы своим громогласным смехом.

— Ох уж этот Тайланд, — вторит ему раскатистый, зычный голос брюнетистого злодея.

Скривившись, отклеиваюсь от дерева, но от оглушительного хохота не спасает даже дверь. От мужественного громоподобного смеха моего притеснителя по шее ползут мурашки. И это было бы почти приятно, если бы не было так шокирующе неожиданно. Фу, блин, развратники.

Главное, чтобы кровопийца не удумал переключить разговор на злосчастный ресторан. Если Пётр Иванович узнаёт, мне конец. Снова придётся возвращаться в родной город, а это у чёрта на куличках. Там даже кинотеатра нет. В свою деревню я ехать не хочу, да и Каролине там делать нечего.

Несколько лет назад мне поставили неутешительный диагноз по женской части. Души не чая в детях, мечтая иметь собственных и провалившись с поисками хоть какого-то плешивенького кандидата, я приняла тяжёлое решение: воспользоваться искусственным оплодотворением. Всё прошло успешно, и теперь у меня есть красавица-дочка. Но по прежнему нет женского счастья. Иногда мне кажется, что дело в моём несносном характере, но потом я гоню эту вздорную мысль, в конце концов, я у себя одна, и другой уже не будет.