– Людмила Васильевна, Христом-Богом молю, пожалейте! Дайте мне 3 дня. Я найду деньги и внесу в кассу. Сын у меня в беду попал. На адвоката взяла… Засудят, пропадет парень… – сбивчиво, сквозь слезы, просила она.
– Ты соображаешь, что ты мне предлагаешь? – искренне возмущалась Людмила Васильевна. – Это же подлог! Нет, я на это не пойду! Даже ради детей.
– Ох, не зарекайтесь, Людмила Васильевна. Я ведь тоже так думала, когда кассиром устраивалась…
– А что с сыном-то стряслось?
– Беда, – коротко объяснила кассирша, тяжело понимаясь с колен.
– Ну, и что за беда? – допытывалась Людмила Васильевна.
Видно было, что кассирша почему-то не хочет рассказывать.
– А, – махнула она рукой. – Обычная история. В техникуме он у меня учится. Думала, закончит, мне полегче будет, а оно вон как получилось. Ведь я одна троих деток тяну… Старший он у меня. Техникум в этом году должен закончить. Ну, шел вечером с тренировки – он уже перворазрядник по боксу. Хороший парень, – надолго замолчала кассирша, задумавшись о чем-то своем.
– Подрался, что ли? – догадалась Людмила Васильевна.
– Да. Увидел, что к какой-то девчонке двое пристают, ну, и заступился за нее.
– И чего ты так переживаешь? Суд во всем разберется. – Попыталась утешить ее Людмила Васильевна.
– Если бы… Его за применение недозволенных приемов судить будут. Он ведь одному скулу своротил, а другому руку сломал. – Заплакала кассирша. – Вот я и наняла адвоката. Умные люди посоветовали, что так оно надежнее будет. А тут, как на грех, Вы с этой ревизией…
Вечером Лимонка обо всем рассказала мужу. Он слушал молча, только хмурился и качал головой, словно у него нестерпимо болели зубы.
– Ну, а ты что? – спросил он, наконец.
– Как что? – удивилась тогда Лимонка его недогадливости. – Акт составила о недостаче. Все, как положено…
– И не пожалела пацана? Ведь у тебя у самой сын растет.
– А что ты хотел, – неожиданно разозлилась Лимонка на мужа. – Она, значит, будет деньги из кассы таскать, а я покрывать ее должна? А если меня проверят? Ты об этом подумал? Тогда уже не на нее, а на меня акт составят. За то, что я растратчицу покрываю, – пыталась она втолковать Василию такую простую для нее истину.
Тот долго и внимательно смотрел на нее, потом в недоумении мотнул головой:
– Да, оказывается, права была моя мама, а я ей не поверил…
– В чем же это она была права? – ехидно спросила Лимонка.
Она недолюбливала свекровь, интуитивно чувствуя, что и та не приняла ее сердцем, что в своих мечтах совсем другую видела рядом с сыном.
– В том, что рано или поздно твой ген сиротства даст о себе знать.
– Вась, ты, о чем? – не поняла Лимонка. – Ведь мои родители еще живы…
– О том, что сиротство, и в самом деле, может по наследству передаваться…
– Ты что несешь-то? Тебя послушать, так выходит, что я при живых родителях сирота?
– Душа у тебя сиротская, вот что! Твоих родителей в детдоме кое-чему обучили, а вот добро, видать, некому было преподавать. Да и не было у них такого предмета. Душу в них забыли вложить! И тебе ее не дали, потому что давать-то нечего. Вот, и живете вы все, как роботы. Вроде бы все правильно делаете, как положено, по закону, а все получается не по-людски…
– А что я плохого сделала? – взвилась Лимонка. – Чего ты взъелся на меня? Это моя работа, между прочим!
– А что ты кому хорошего сделала? Живешь, как кукла бесчувственная! Никому от тебя ни тепло, ни холодно…
– Ой, посмотри-ка на него, какой добрый нашелся! А кто с последней получки десятку от семьи пропил? Это как?
– А чего мне не пить, когда живем, как на вокзале? Стирку вон, от отпуска до отпуска копишь! И жрать дома нечего! Ноги домой не идут!