Когда часы посещения закончились, и я остался один, то еще долго не мог заснуть. Все думал – а если бы я свернул шею, что стало бы последним воспоминанием? Не «любимая» же работа? Теперь я точно решил туда не возвращаться. Оставалось только понять, что делать дальше. И я черканул небольшое сообщение Жене, чтобы он в следующий раз захватил папку из моего стола и ноутбук.

Мысли эти взволновали, я просто не мог усидеть на месте и решил пошататься по ночному коридору. Выйдя из палаты, немного поежился. Пост медсестер пуст, лишь силуэт, который я заметил днем, нес вахту на том же месте.

Теперь ее образ не казался таким романтичным, скорее наоборот, жутким. Я не решился подходить ближе. Она стояла неподвижно в облаке желтоватого света от уличного фонаря. Такая одинокая и беззащитная, и в то же время пугающая. Моё воображение разыгралось не на шутку, и в тот миг, когда она стала слегка покачиваться, я был готов бежать. Но она обернулась. И я устыдился разыгравшегося воображения. На ее лице застыло выражение глубокой печали, в полумраке глаза блестели от слез. Мне стало крайне неловко открыто пялиться, и я отвернулся, а когда снова взглянул, ее возле окна уже не было.

Я проснулся от пронзительного возгласа: «Завтрак, завтрак!». Из коридора доносилось дребезжание тележки и стук посуды. Воспоминания вчерашнего дня навалились вместе с приступом тупой боли. Всю ночь мне снилось, что я тащил деревянный скрипучий обоз по каменистой дорожке, и левая рука ныла. Есть не хотелось, голова гудела, а язык прилип к нёбу.

В палате было пусто, я вздохнул с облегчением. Несмотря на все стенания по поводу одиночества, общество двух взрослых мужиков не прельщало. Пройдя в туалет, я навис над маленькой раковиной, умывался одной рукой, вода проливалась на пол. Чувствуя себя самым неуклюжим человеком на земле, я то и дело чертыхался.

На свежую голову вчерашние планы казались полным бредом, и я набрал рабочий номер. Слушая долгие гудки, все думал, чем сейчас занята эта бестолочь Катя. Вечно она то ногти красила, то торчала в переговорной, смотря сериалы. Ленивая и нагловатая девчонка числилась менеджером по связям с общественностью, а по факту сидела на телефоне. Когда она подняла трубку, я уже терял терпение, но возмущение осталось невысказанным. Едва Катя узнала голос, ее чванливая манера говорить улетучилась. На смену ей включилось радио экстренных новостей вчерашнего дня.

Когда я не явился, меня судорожно стали разыскивать. К обеду Геннадий Владимирович просто пылал от гнева, грозился уволить бестолочь, лентяя, спиногрыза. Пришлось остановить Екатерину, смаковавшую каждое неприглядное слово, брошенное в мой адрес. С двадцатого раза рассказчица смогла до меня дозвониться (зная ее трудоспособность, я предположил, что скорее с третьего, но поправлять не стал, история и так затянулась). Трубку взял приятный парень, должно быть Женя. Он рассказал о трагическом происшествии, которое тронуло всех. Геннадий Владимирович тут же оттаял и дал мне официальный больничный, так что я могу не беспокоиться и поправляться. Когда монолог Кати закончился, я произнес официальные слова благодарности, пообещал в скором времени выздороветь и наконец отложил телефон. Тошнота, совершенно несвязанная с сотрясением, подступила к горлу.

Шумиха в коридоре затихла, и в палату вернулись довольные соседи. Каждый держал по миске вязкой гадости, отдаленно напоминающую кашу. Я перекинулся с ними парой слов для приличия, оделся, вышел в коридор. И стал невольным свидетелем разгорающегося конфликта между медсестрой и девушкой, которую видел вчера у окна.