– Да, сейчас придет. Я вас очень прошу, вы поскорее вывозите его из дома, а то сами слышите, какая тут истерика, – тихим голосом попросил их фельдшер.

– Сделаем все по высшему разряду! – ответили ритуальные работники.

– Добрый вечер! – донеслось со стороны кухонной двери. – Вы кто такие? И почему дверь входная открыта?

Все мужчины, находившиеся в доме, разом оглянулись. Перед ними стоял человек средних лет в форме полицейского. Деду он сразу не понравился: не представительный, с мелкими чертами лица, толстенький, под мышкой засаленная папка.

– Мы из морга! Грузим… – представился один из амбалов.

– Я фельдшер, я по вызову приехал, – ответил медработник.

– Так, так, так, значит, это вы мне звонили? Что тут у нас? – начал свою работу участковый.

– Быстро приехали! – с облегчением сказал фельдшер.

– Так точно! – на автомате ответил человек в форме. – Ну, рассказывай, – повернулся он к фельдшеру, – что тут такое, а то я проходил мимо комнаты и понял, что эти там мне ничего толком сейчас не расскажут, – кивнул он головой туда, откуда доносились бабкины крики.

– Ну, мы это… мы поехали, – закончив упаковку груза, отрапортовали работники морга.

Застегнув мешок, они подхватили его с двух сторон и вынесли из кухни. Фельдшер и участковый снова услышали резкий вопль старухи.

– Стойте, ПОГОДИТЕ! – кричала она работникам морга, когда те проходили с грузом мимо комнаты в сторону выхода.

Дед удерживал старуху как мог, она пыталась вырваться, молотила его кулаками. Но как только она услышала стук закрывшейся входной двери, тут же обмякла, словно больше не могла сопротивляться жестокой действительности.

– Тихо, тихо! Успокойся, – шептал ей на ухо дед.

Участковый смотрел через кухонное окно, как ритуальные работники, погрузив тело, быстро завели машину и поехали в морг.

– Давайте присядем, – предложил участковый фельдшеру.

Фельдшер объяснил, что в случае с этим пациентом, скорее всего, сердечная недостаточность, никакого криминала, так что оснований для возбуждения дела нет. Блюститель правопорядка быстро составил протокол, и они оба, не прощаясь со стариками, которым было не до посторонних, ушли: день-то праздничный, всех дома ждут, успеть бы к столу…

– Дед… – тихо позвала бабка.

– Что?

– Что это такое?

– Что именно?

– Ну это все… Это же сон? Мы сейчас проснемся же, да? И все будет как прежде… Правда?.. Дед, чего молчишь? Дед?

– Нет…

– Что?..

– Нет… это не сон…

– Жестокая, черствая скотина… Мог бы хоть соврать, чтоб легче мне сделать! И так всю жизнь! Ты меня мучаешь, одни терзания с тобой!

– Чем скорее мы смиримся и примем это горе, тем скорее станет легче. Так что, старуха, это не сон.

Бабка уткнулась старику в плечо и тихо заплакала, хотя ей хотелось громко кричать, так громко, чтобы ее услышал весь мир, чтобы все услышали, как ей больно и тяжело на душе. Но, к сожалению, у нее уже не было сил, она могла только тихо плакать в плечо деду и делать вид, что она не замечает, как на ее шею капают слезы старика.

– Что ты развопилась? – вдруг прикрикнула бабка на кошку, будто очнувшись.

Дед встрепенулся и начал искать глазами кошку, которая забралась под елку и оттуда истошно мяукала.

– Ну ладно, не кричи на животное, – успокаивал бабку дед.

– Тогда заткни ее как-нибудь! – снова закричала старуха.

– Ну что такое? Что ты размяукалась? – дед полез под елку к кошке. – А с тобой-то что приключилось, бедняжечка? – обратился он к животному.

Та, задрав голову, смотрела снизу вверх на ветки дерева и не умолкала, даже не обращая внимания на деда.

– Иди сюда, – протягивая руку и пытаясь вытащить кошку из-под нижних веток елки, приговаривал старик.