– Сынок, прости меня за все, только не уходи от меня, – прошептала мать и впервые за всю свою трудную жизнь заплакала.

Фельдшер «Скорой помощи» вошел в кухню. Бабка посмотрела на него – на вид лет двадцать восемь или тридцать – и спросила у деда:

– Ну и чего этот сопляк может сделать? Прислали пацана!

– Доктор, не обращайте внимания! Посмотрите, что с ним. – Дед умоляюще поглядел молодому медику в глаза. Такая уж у него была судьба – вечно извиняться за непростой характер жены.

Фельдшер, наклонившись над Сашей, потрогал пульс, проверил дыхание. Дед поднял ноющую бабку с пола и крепко обнял ее. Старики стояли, чуть дыша, и ждали, что он скажет, хотя и так все было ясно. Фельдшер встал, повернулся к старикам… Посмотрел им в глаза и тут же отвел взгляд в сторону…

– Что такое? – спросил дед.

– Он умер, – тихо сказал фельдшер.

– Послушай меня, сопляк, – прошипела бабка. – Никто не умер! Проверь еще раз, прежде чем людей хоронить.

Фельдшер растерялся. Лицо его пошло красными пятнами.

– Извините ее, – прошептал дед.

– Что «извините»? Он похоронил заживо твоего сына, а ты еще извиняешься? Скотина, будь ты проклят, ты мне всю жизнь испоганил! – заорала бабка, колотя деда в грудь кулаками и срываясь на визг. – Мой сын жив! ЖИВ!

Фельдшер пришел в себя.

– Держите ее, – сказал он деду. – Я сейчас вколю ей успокоительного. Это истерика. Бывает.

Дед обхватил руками жену и крепко прижал ее к себе. Медик быстро вытащил из своего чемоданчика шприц. Через минуту они оба уже укладывали обессиленную старуху на диван в гостиной.

– Я не верю… Почему… он… – бормотала старуха.

– Принесите плед или одеяло, – сказал фельдшер деду, – ее надо укрыть.

Дед покорно пошел в соседнюю комнату и, покопавшись в ящике комода, нашел старый гэдээровский плед в крупную оранжевую клетку.

– От чего он умер? – укрывая мирно посапывающую жену, спросил дед у фельдшера.

– Сердце подвело. Точный диагноз сказать пока не могу. Это вам после вскрытия скажут.

– Сердце? – спросил дед.

– Да, сердце. У пятидесятилетних мужчин это слабое место, – грустно ответил фельдшер.

Дед сидел около бабушки и, моргая, смотрел то на наряженную елку, то на стул, где недавно рядом с ним сидел сын.

«Он так любил Новый год!» – подумал старик.

– Вы меня простите, но у меня в практике это первая смерть, я просто не знаю, как себя вести… Просто примите мои соболезнования, – сказал фельдшер.

Было видно, что он еще не успел стать циником и принимал чужое горе слишком близко к сердцу.

– Да, спасибо, – тихо произнес дед.

– Я сейчас сам всем позвоню: в морг, участковому и остальным. Что у вас с местом на кладбище? – спросил фельдшер.

– Есть. Мы с бабкой заранее позаботились. Думали, для себя…

– Заранее? – удивился фельдшер.

– Да, а что?

– Просто удивительно, брать заранее место на кладбище…

– Дед, – тихо позвала бабушка, не открывая глаза.

– Да, я тут. Что? – Дед склонился над лежащей на диване женой.

– Тане позвони. И внукам. Их телефоны у меня в сумке, в маленьком кармашке на желтой бумажке написаны, – прошептала бабушка.

– Да, хорошо, – все так же тихо сказал дед. Он не знал, что делать, и рад был, что старуха так быстро очнулась ото сна и стала, как обычно, командовать.

– Дед, – еще раз позвала его бабушка.

– Да, что? – откликнулся он.

– Дед, ты аккуратней. Ой! Я не могу даже представить себе, что с ними будет, когда ты им скажешь, – громко всхлипывая, произнесла бабушка.

– Идите, – сказал фельдшер деду, – я посмотрю за ней.

Дед подошел к сумке и взял листочек с номерами телефонов невестки, внука, внучки и сына… А сын сейчас лежит бездыханный на полу, он больше никогда не позвонит, не сможет посмотреть с ним футбол по телевизору, не поможет посадить картошку и прополоть грядки на участке, больше никогда не сможет с ним поговорить о политике. А самое страшное, что старик больше никогда не увидит его улыбку и глаза, полные счастья. Слезы сами потекли по щекам старика. Он сел на лавочку в прихожей и тихо зарыдал, чтоб не слышала жена: «За что мне такое? Родители не должны переживать своих детей, это не по-человечески и вообще идет наперекор законам природы». Но как у каждой вещи есть свой срок годности, так и у каждого человека есть свой предел…