Постоянное богатство изнеживает, постоянное одобрение притупляет; лишь перерыв придает холостому ритму новое напряжение и творческую эластичность.

Я могу писать лишь для людей, которые меня интересуют; в этом смысле произведения то же, что письма.

Мои книги – это как бы письма самому себе, которые я позволяю читать другим.

Если вы хотите быть писателем, пишите.

Я не хочу быть ни врачом и наживаться на людских болезнях, ни священником и наживаться на грехах, ни юристом и наживаться на человеческих дрязгах. Следовательно, мне не остается ничего другого, кроме как стать писателем.

Ги де Мопассану очень повезло с первым литературным наставником – им оказался Гюстав Флобер. Давний друг семьи Пуатвен, он много времени уделял юному Мопассану. В 1873 году Флобер писал Лауре Ле Пуатвен, (матери Ги де Мопассана): «Мне кажется, что наш юноша любит немного послоняться без дела и не слишком усидчив в работе. Я хотел бы, чтобы он начал писать длинное произведение, пусть даже никуда не годное… Главное в этом мире – парить душой в высшей сфере…»

Какова должна быть задача романиста? Выразить в интересной фабуле полезную истину.

Лаборатория словесности – келья монаха, уединение мудреца, зала пиршества, темный лес, зеленые дубравы и широкие поля.

Тот, кто пишет, заботясь только о вкусах своего века, больше думает о себе, нежели о судьбе своих произведений. Следует неустанно стремиться к совершенству, и тогда награда, в которой порой нам отказывают современники, будет воздана потомками.

Джонатан Свифт говорил, что если бы он писал для своего века, то не стал бы писать вовсе.

…Хороший писатель безусловно не должен беспокоиться, если его не поймут и через десять лет. Чего не поймет это столетие, поймет следующее.

Народ меня освистывает, но сам я себе рукоплещу.

Оценку своего труда жди от потомства, беспристрастного и свободного от недоброжелательства и зависти.

Ты плачешь, песнь моя? Таков судьбы запрет: