Но в таком случае возникает вопрос: каким путём создаётся единство моментов, разъединённых качественно и локально? Иначе говоря, как рождается речь в звуковой и письменной форме и почему возможно её понимание? Ведь ни в звуке, ни в букве, как инородной материи, идеального нет. Мысль как идеальное не переходит ни в звук, ни в графему. И всё же она «передаётся», ибо существует «обмен» мыслями, взаимопонимание. Это объяснимо только тем, что материальное, не заключая в себе ни грана идеального, индуцирует у собеседника мысль такую же, как и у говорящего, или близкую к ней. Но это ещё не объясняет всей тайны передачи мысли. Ибо не раскрывает главного – нейрофизиологического взаимодействия материального и идеального: каким образом материальное звучание вызывает аналогичную мысль у собеседника.

Это можно объяснить также тем, что материя звука существует в языке не как природная материя, а именно в виде языковой, «дематериализованной материи», т.е. в специфически языковом качестве, в форме навязанной, изваянной идеальным, на основе ассоциативной устойчивой связи между звуком и предметом. Эта ассоциативная связь обнаруживается в членораздельности, дифференцированности звуков в их строгой морфологической и синтаксической организованности, в линейности. Качество и форма языкового звучания как бы несут в себе печать идеального, его следы, и не более, потому что идеальное принципиально неотторжимо от живого мозга. Это значит, что материя звуков как бы содержит в себе идеальное не в буквальном смысле, а в виде следов его ассоциативной деятельности. Идеальное существует в звучании своим ассоциативным отпечатком. Ассоциативные, психические следы или отпечатки идеального в звучании знаков есть основной признак их принадлежности к языку. Именно поэтому язык есть заранее общественно обусловленное и, следовательно, обязательное для всех единство идеального «звучания» (фонемы) и идеального «значения» (понятия). Этим идеальным, ассоциативным, следовым отпечатком значение слова нашло способ выйти наружу, в интерсубъектную область, и как бы остановиться здесь и застыть в звуке. Слово своей звуковой формой, неразрывно связанной ассоциативной связью с идеальным образом предмета, понятием, значением, находящимся в мозгу говорящего, возбуждает соответствующее понятие в сознании слушающего.

Таким образом, идеальное одновременно как бы отсутствует и присутствует в материи слова. Фактически же этого идеального в материи слов нет, оно в мозгу, оно «вложено» в материю слов идеальным мышлением, продуцируемого в нейронах мозга. Если бы материя звука не была связана с его идеальным образом в сознании, было бы невозможно понимать звучание (а также письменные знаки) как единицы языка. Но если бы идеальное находилось в звуках (буквах) языка, как утверждают некоторые языковые теории, то не существовало бы и проблемы понимания, ибо идеальное было бы адекватно звуку (букве) и полностью представлено в материи знака. Значит, язык был бы незнаковым и в самом себе содержал бы мысль. Возможность непонимания и недопонимания была бы исключена. Но в таком случае была бы исключена и сама возможность существования реального языка, он был бы заменён природными звуками и кляксами, чуждыми мозгу как внемозговые объекты.

Прямое взаимодействие материи знака (1) и идеального знака (2) как продукта мозга в самом знаке невозможно, потому что эти чувственные и абстрактные формы мысли, во-первых, локализованы в разных местах (материя в слове, идеальное в мозгу) и, во-вторых, имеют принципиальное качественное различие. Необходимо среди них опосредование, какое-то посредствующее, промежуточное звено, чтобы их объединить. Противоположности между идеальным образом материального знака (2) и идеальным образом внешнего предмета (3) превращаются в их тождество. Поэтому на уровне опосредствующих, т.е. идеальных звеньев – (2) и (3) – противостояние противоположностей исчезает: идеальное знака, т.е. фонемы (2) и идеальное предмета, т.е. понятие (3), – одно и то же, но только по названию, например, ряд фонем