Порой, когда Мира отчасти замыкалась в себе, Юлька шутила: «Совсем я тебе не нужна стала, да?». Мира, улыбаясь, молчала, но ловила себя на мысли о том, что эта шутка из тех, в которых есть доля правды. Жить на факультете без Юлькиной поддержки было бы сложнее, но уж точно возможно.

Явно было бы больше смешков от Рыжовой и тех, кто вертится вокруг неё, но в конце концов, Мира поступила на гумфак для того, чтобы учиться. Чтобы связать свою жизнь с тем, что интересует её больше всего, – с изучением искусства. Что могут какие-то там смешки против дыхания веков?

Ничего не могут. Вспомнив об этом, Мира почувствовала, будто внутри что-то щёлкнуло. Они ведь и против целого города, против его дыхания ничего не могут тоже. Он точно сильнее, важнее, а самое главное – он её любит. А она любит его – так почему бы просто не сказать об этом вслух?

***

Мира выпуталась из своих мыслей уже тогда, когда Юлька, искристо улыбаясь, шла обратно за парту. Она явно была довольна результатом – и Полев тоже выглядел довольным. Аудитория расслабилась, настроилась на дружелюбный лад и теперь немного гудела, с интересом ожидая того, кто пойдёт к доске следующим.

Но делать это никто не спешил. Гул аудитории начал понемногу утихать, и сидящие на передних партах стали оглядываться, пытаясь выцепить в толпе того самого человека.

– Да кто третий? – спросила Рыжова.

Полев глянул на наручные часы, пригладил бородку и промолвил:

– Коллега под номером три, прошу. – Видя, что никто не откликается, он начал водить ручкой по списку. – М-м… Московцева Наталья.

Это сочетание фамилии и имени звучало непривычно, и некоторые стали с недоумением переглядываться. Потом кто-то шепнул:

– Да Таша!

И взгляды обратились на Ташу, сидевшую в одиночестве на второй парте у самой двери. Она надела очки, чуть вжала голову в плечи и продолжала молчать, пока в аудитории становилось всё тише и тише. Мира на миг почувствовала себя на её месте и вспомнила о том, что тоже боится выступать.

Полев встряхнул руку с часами и снова посмотрел на них.

– Наталья. Вы готовы?

Таша молчала.

– Вы не готовы, Наталья. – Голос профессора понизился, и он, словно стараясь быть тактичным, сказал: – Останьтесь, пожалуйста, со мной, когда все уйдут.

Замотав головой, Таша сдёрнула с крючка сумку и выскочила из аудитории. Миру будто что-то пронзило изнутри так больно, что сбилось дыхание. Толпа зашушукалась, рассуждая о том, что будет дальше; кто-то даже сорвался вслед, но решил не догонять и остался в дверях.

Полев не стал дожидаться того, что все заговорят в полный голос, поправил роговые очки и постучал ручкой по столу. Шуршание голосов утихло.

– Коллеги. – Он встал и сделал многозначительную паузу, намекая, что пора вернуться на место. – Надеюсь, вы поймёте одну простую вещь: не для всех публичное выступление – чистая радость. Для многих из нас оно ещё и стресс. Думаю, что в аудитории немало тех, кто сейчас волнуется о том, как у него всё пройдёт.

Мира уважала Полева за то, что он часто попадал в точку, говорил о том, что было важно и близко ей, как бы угадывал её мысли. Он и здесь всё понимал.

– Когда-то я был на вашем месте – с полвека назад. И вот что я могу сказать по опыту. Волнение бывает продуктивное – когда вы волнуетесь о том, как лучше выразить свою идею, как найти с аудиторией контакт… – Взгляд Полева переходил от одного ряда к другому и в этот момент нежданно остановился на Мире. – А есть деструктивное, то, которое нас разрушает. Оно мешает нам выразить себя и нагружает наш организм. Бывает и такое: люди не справляются. Да что там, некоторые даже не могут сказать об этом внятно. В этом случае человека стоит только поддержать.