Артём обернулся. На задней парте лежали чьи-то рисунки на бумаге и на холстах. Те самые работы, значит. Разные. На одной тихая речушка, похожая на ту, что была у них в области. На другой улица где-то в центре. А на третьей почему-то рыцарь на белом коне и в доспехах. Много чего было.

Мира допивала свой мерзкий кофе и смотрела на фигню на доске, когда он прервал её вопросом:

– Это твой рисунок?

Её взгляд на щеке обжёг.

– Да какая разница.

– Большая.

Она промолчала.

– Я так тебя совсем не пойму, – бросил он.

Наверное, так себя чувствовал тот рыцарь, когда поднимал забрало. Если вообще что-то да чувствовал.

– А надо? – скакнула Мира навстречу. Может, врала, что не её рыцарь, а может, и нет.

Тут и он сам не ответил. Отступил – но и тот шаг был значим, видно же его было?

– У меня ещё целая неделя, – сказала она, вставая, чтобы выбросить стакан в урну. – И встретимся мы с тобой семнадцатого… здесь же. Я эту аудиторию у диспетчера заняла.

– И всего-то?

– Всего.

– А в чём моя помощь?

– Парты передвинуть и смонтировать всё. На следующий день с девяти до пяти быть где-то рядом и снять после закрытия. Я покажу.

И куда делось то лепечущее существо с мокрыми ресницами? Она будет заправлять делом, а Артём просто растаскает парты и поможет ей всё это повесить, а потом убрать.

– Сейчас-то я зачем здесь? – спросил он, не зная, куда деться.

– Для ясности. Я в курсе, что вы с Лёшей сейчас ещё зачёт сдавали, и решила убедиться, что ты…

– Не слился.

– Что ты помнишь.

– Если тебе интересно, я специально ничего не планировал на восемнадцатое.

– Вот и хорошо, – выдохнула Мира и встала над второй партой, собирая рисунки в огромную папку. – Что я тебе должна?

– В следующий раз принеси один предмет, который тебя характеризует. Ну, кроме твоей работы. И я тоже что-нибудь придумаю.

Тогда-то в его голову и закралась мысль о том, чтобы показать ей свой.


***

Назавтра они висели друг у друга на телефоне. Артём уселся на веранде, в кресле, где обычно заседала бабушка, а Мира сказала, что у них дома беспроводного нет, и устроила себе уютный уголок из подушек в коридоре – её мама как раз ушла куда-то.

Голос её звучал немного устало и глухо, когда она болтала о том о сём. Какой же дубак и как обидно, что он настал сейчас, в мае. И как же трудно думать об этой выставке – но Артёму за то, что согласился помочь, спасибо. А пока лучше уж подумать о том, как скоро весь первый курс поедет в Страхов на архитектурно-археологическую – практику, в смысле, – а там сто-олько всего интересного. Вообще-то их туда снаряжают местную Сретенскую церковь копать, что само по себе занятно, но думать втайне хочется о другом, совсем другом, пусть и исторически более позднем, – и страшно этим поделиться. Хотела бы Мира, чтобы он знал, что за чудо этот осколок русской неоготики.

И да – того рыцаря нарисовала и вправду она. Узнав об этом, Артём рассмеялся, а Мира до странного знакомо захихикала в ответ. Услышав шум на веранде, из комнаты выглянула бабушка – и задержалась взглядом на нём. С каких это пор он за домашний взялся – говорил ведь, что по нему одни старики языком чешут?

А он ухмылялся и кивал, чтобы дать понять: не сейчас. Вспоминал все исторические фильмы, которые только смотрел, и все школьные уроки МХК, чтобы разговор – вместе с чем-то у него внутри – не проваливался в паузы.

Бабушка ушла. На веранде всё так же лилась болтовня, хоть темы и были совсем не его. Одно цеплялось за другое, неслись друг за другом мысли, идеи, образы и шутки, порой неловкие, а порой меткие, пока Мира вдруг не вдохнула резко и на том конце провода не послышался стук.