Мне, может быть, тоже не нравились некоторые его привычки, но я закрывала на это глаза, считая, что идеальных людей всё равно нет, а портить друг другу настроение по мелочам… зачем?

Ведь всё это действительно мелочи, когда в остальном люди сходятся. Вот только никакого остального, как оказалось, у нас с Марком не было.

Его слова стучат в ушах: бревно, льдина, бесполое существо…

Как бы я ни хотела быть выше этих оскорблений, но меня они задели. Даже не задели, а ранили. И очень больно. Как ножом изрезали.

И самое скверное, что не получалось от них отмахнуться. Выходит, он прав? И я – то, чем Марк меня назвал? Ведь только правда колет…

Да, секс в нашей жизни действительно играл второстепенную роль. Но я считала, что так у всех пар, кто не первый год живёт вместе. Может, я чего-то и не знаю.

Марк – мой первый и единственный мужчина. Какого он опыта набрался до меня – я без понятия, не допрашивала. Он намекал как-то, что у него уже бывало и всякое до наших отношений, однако, не встретив у меня любопытства, откровенничать дальше, слава богу, не стал. И вообще я сочла, что он приврал о своих подвигах. Ну, потому что первый наш раз, прямо скажем, оставлял желать лучшего. Но там ладно, спишем на волнение. Но ведь и дальнейший секс всегда напоминал перекус на скорую руку.

Причем как по шаблону. Мы выключали свет, ложились в кровать, с минуту он целовал меня в губы и одновременно мял грудь, потом стаскивал с меня трусики и наваливался сверху, смочив слюной член. Несколько быстрых фрикций – и он откидывался в сторону, потный и пыхтящий. Потом мы по очереди мылись в душе и ложились действительно спать. Никакого возбуждения я не испытывала в помине, потому, наверное, и удовольствия тоже. Но и не скажу, что было противно. Было просто никак. И всё это действо я воспринимала исключительно как обязанность, от которой всё чаще уклонялась. Что правда, то правда.

И да, Марк прав – во многом из-за работы. Терпеть его пыхтения я бы ещё могла, привыкла уже. Но когда утром важная встреча или суд, воровать у сна пусть даже четверть часа не хотелось. А теперь, когда я открыла собственное адвокатское бюро, мне и выспаться-то редко удавалось. Ну какой, к черту, секс?

Хотя… всё это отговорки. Будем честны, я отнюдь не горячая штучка. Но Гаевского это ничуть не извиняет. Все равно он – подонок, тысячу раз подонок! Подлый, трусливый предатель!

Я снова начинаю рыдать…

***

Сотовый разрывается, не умолкая, и я его просто выключаю. Вести деловые беседы я сейчас не в состоянии, а говорить с Марком или кем-то еще – не хочу. Меня и так трясёт, как дворняжку под проливным дождем.

В конце концов выезжаю со двора, но еду бездумно, куда глаза глядят. Чувствую – в таком состоянии лучше мне бы вообще не вести. И точно – просто чудом не въезжаю в задний бампер остановившейся на светофоре машины.

Зато сразу перестаю реветь, а вот руки дрожат. Просто ходуном ходят. Нет, так дело не пойдёт. Ещё себя или, не дай бог, кого-нибудь другого угроблю.

Останавливаюсь на ближайшей парковке. Сейчас куда-нибудь зайду, посижу немного и вызову такси.

Мало-мальски привожу себя в порядок. Ну как в порядок? Макияж безнадежно испорчен, остаётся только всё аккуратно стереть. И чтобы совсем уж не казаться бледной и больной, подкрашиваю губы алым. Скидываю уютные старенькие конверсы и надеваю красивые, но до жути неудобные туфли на десятисантиметровых шпильках. Купила пару лет назад в Италии и благополучно про них забыла, а сегодня утром нашла и удивилась: что же я не ношу такие шикарные туфли? Теперь вот вспомнила, почему. Они и жмут, и трут, и на ногах ощущаются как пыточные тиски. Хотя это такая ерунда по сравнению со всем прочим…