Она совсем теряется, но затем неожиданно предлагает:

– А хотите чаю? С печеньем?

– Благодарю, но нет, – отвечаю я, на нее не глядя. Присев на кожаный диван, изучаю расписание и мысленно прикидываю, не пересекаются ли мои пары с ближайшими запланированными делами и встречами. Одна лекция по вторникам и четыре семинара в среду и в пятницу… В случае чего-то неотложного, заверял отец Гаевского, можно будет что-то подвинуть-перенести или поставить кого-то другого, главное – предупредить заранее.

– Вы, правда, не так нас поняли, – не отстает дама. – Я имела в виду, что нам было бы проще заменить Иванова. Не потому, что вы как-то не соответствуете… нет… Мы наслышаны о ваших блестящих успехах… Но преподавание – это же немножко другое. Вот у меня, например, большой преподавательский опыт. А раз у вас практика своя, то вам, поди, и некогда…

Я поднимаю на неё взгляд.

– Триста вторая аудитория – это левое крыло, насколько помню?

Она, сбитая с толку, пару раз растеряно моргает. Потом, кивнув, снова продолжает своё:

– Да, левое. И вот дали вам четвертый курс, первый поток. А там очень сложные есть студенты. Не все, но погоду делают именно они. Этакая золотая молодежь. Особенно в группе 9-411. К ним особый подход нужен, иначе… – она многозначительно и скорбно вздыхает. – Даже вон у Пал Палыча бывали с ними конфликты. А у вас, при всем уважении, и опыта особого нет, как я поняла. Если что не по ним, они же вас съедят. Да и просто ради забавы могут издеваться.

– Прямо ужасы какие-то мне рассказываете, – усмехаюсь я.

– Ужасы не ужасы, а всякое бывало. Про Ушакова Евгения Юрьевича вы же, наверное, знаете?

– Без понятия, кто это.

– Работал у нас раньше. Вот спросите Алексея Германовича, почему Ушаков уволился. Он ведь вел в этой же группе, 9-411. Налоговое право. Очень строгий был преподаватель, принципиальный, хоть и молодой. А эти сволочи напоили его до бессознательного состояния и нафотографировали. А потом этими снимками шантажировали. Вот ему и пришлось уволиться.

– Зачем же он с ними пил? – искренне удивляюсь. – Если они сволочи, а он принципиальный…

– Это другой вопрос, – отмахивается она. – А видели бы вы, как они в прошлом году над Оксаной Валерьевной измывались! Она заикалась – так они ее передразнивали. Всякие неуместные вопросы на семинарах задавали. Порой откровенно похабные. До слез ее несколько раз доводили. Это кажется, что они уже взрослые, а на самом деле у них ещё ни ума, ни сознательности, ни совести. Есть, конечно, и нормальные студенты, и серьезные, и умнички, но на фоне этих звезд их просто не видно.

– Благодарю за предупреждение, – я собираю бумаги в папку и поднимаюсь с дивана.

– Мне просто по-человечески вас жалко, – складывает она полные руки на массивной груди.

– За сочувствие тоже спасибо, – улыбаюсь я. – А теперь, извините, я опаздываю на встречу со звездами.

– Ни пуха ни пера, – тихо бормочет она мне вслед.

Я и в самом деле опаздываю, а не хочется первый день начинать с опозданий.

Распахиваю дверь, и в ту же секунду из коридора на кафедру залетает тот самый усатый-бородатый Игорь с возгласом: «Черт! Забыл…». И чуть не сбивает меня с ног.

Я едва удерживаю равновесие, а вот папка из рук выскользает, и все бумажки красиво разлетаются по полу.

– Ой! Простите, ради бога! – извиняется он. – Я сейчас всё соберу!

Приседает и начинает торопливо ползать на корточках вокруг моих ног.

– Игорь, – подает голос пожилая дама, – ещё вон под столом Ксении пропустили листочек.

– Ага, – кряхтит он и ныряет под стол. Наконец поднимается и вручает мне бесформенную стопку.