В-четвёртых и главных, комната, в отличии от крохотульки, выглядит обитаемой. И раз я никого не увидела, скорее всего, комната моя.

Я заглянула за ширму. Тут тоже побогаче: не одна бадья, а три ведра, корыто и таз. И керамическая ваза с крышкой, куда же без неё. Нет, пока испытывать на себе эти «сокровища» не тянет. Я вернулась из-за ширмы в основное помещение, быстро пробежалась по верхним коробам и ящикам комода, наткнулась на платья, сплошь «капустные», обнаружила гребни для волос, шпильки, прочие мелочи, корзинку с банными принадлежностями…

Так-с, а зеркало? Я давно поняла, что светлые пряди – это не парик, а мои волосы, и цвет подозрительно совпадает с родным из прошлой жизни – золотисто-русый. Думаю, я увижу своё привычное отражение, но одно дело догадки, а другое — убедиться своими глазами. Словом, хочу зеркало, однако его не было. Возможно, что зеркала не было ни у кого в этом мире.

Но это же не повод останавливаться. Как удачно, что перед домом пруд.

4. Глава 4

Из водной глубины на меня смотрела сладкая куколка, иного определения и не подобрать. Розовощёкое личико с тонкими правильными чертами, точёным подбородком, большими голубыми глазами и узкими бровями вразлёт.

Я смотрела и не узнавала себя. Когда мне было четырнадцать, я с боем вырвала право на собственный стиль, папа меня тогда поддержал, и мама нехотя согласилась, что «ребёнок должен перебеситься». К её большому огорчению, ни в восемнадцать, ни в двадцать восемь я не «одумалась», всё также коротко стриглась и красилась в тёмный цвет. Что же, мама, поздравляю, ты дождалась.

Я рассматривала себя, а потом даже пробежала подушечками пальцев по щекам, провела по лбу, по переносице. Кожа слишком гладкая, слишком бархатистая – нежный персик, как сказали бы в рекламе. Либо моя копия дни и ночи проводила в погоне за красотой, что всё же сомнительно, обилия косметических баночек я в комнате не нашла, либо я попала в более молодую версию себя, этак в семнадцатилетнюю. У-у-у… Мне десяток лет в качестве моральной компенсации выдали что ли? А беглянка, наоборот, постарела… Пожалуй, мне её уже даже жалко.

От чего она всё-таки бежала?

– Лёси?!

Я вздрогнула, резко обернулась и, опомнившись, попыталась изобразить приветливую улыбку:

– Мама.

Теперь, при свете взошедшего солнца, я могла увидеть гораздо больше чем в полумраке храма. Мама выглядела наоборот старше… Хотя нет, не старше, а измученнее. Моя настоящая никогда не напрягалась, считая, что её задача любить и радовать мужа, в том числе и привлекательной внешностью. Женщина, стоявшая напротив, явно часто хмурилась и волновалась, отчего на лбу уже появились первые морщинки, привыкла получать удары судьбы, немало работала. В глазах читались усталость и затравленность.

Кто смел обижать? Я пойду и в ответ обижу так, что мало не покажется. То, что мама не совсем моя, вообще не важно.

– Лёси, милая, зачем ты так близко подошла к воде?

– Почему нет?

– Лёси, ты так и не оправилась?

Я пожала плечами. Не оправилась, и с этим ей придётся смириться.

В принципе, всё, что хотела, я уже увидела. Я отступила от края, вернулась к крыльцу. Мама наблюдала за мной, я чувствовала, как она подобралась. Наверняка, с каждой секундой она подмечает всё больше изменений: мимика, жесты, манера говорить, манера строить фразы…

– Мама, я в порядке, – заверила я. – Не беспокойся, пожалуйста.

– Лёси, как я могу не беспокоиться? Ты вышла из спальни с распущенными волосами! Это же верх неприличия. А платье? Ты одета во вчерашнее, что хоть и допускается, но тоже не очень хорошо, особенно сегодня, в праздник. Это же… неженственно.