– У моего сына должна быть моя фамилия – Бразгин.

– У нашего сына должна быть правильная фамилия, с которой можно успешно устроиться в жизни, – парировала Леночка.

– Он должен быть Бразгиным, – настаивал Дима.

Но силы в семейном споре были неравны, и он отступился. Новый страх, что у него могут отнять сына, навалился сильней и безжалостней.

Но сегодня он впервые в жизни подумал о том, что жена с родителями настояли правильно, и у его сына другая фамилия, иначе новость о том, что сын Бразгина – преступник, красовалась бы на первых страницах газет.

Мирон, окончив модный институт по специальности «военный переводчик», никак не мог найти себя. Дмитрий Олегович пытался поговорить с ним по душам.

– Мирон, у тебя твердая почва под ногами, ты определяйся, чего ты хочешь?

– Я пока не знаю.

– Ну, если бы тебе было лет двенадцать, я бы согласился, а сейчас – нет. Институт ты хороший окончил.

– В этот институт вы меня с матерью затолкали, да дед подпинывал. А я не хочу переводить чужие мысли. Я хочу иметь свои.

Лена, пришедшая с очередного модного показа, вклинилась в разговор.

– Конечно, сынок, это очень важно – найти себя. У тебя вся жизнь впереди, никуда не торопись.

Бразгин не выдержал.

– А он и не торопится, мамочка! Его все в жизни устраивает. Папа ему дает денег, дед купил машину. Зачем ему вообще двигаться?

– Что ты меня все время машиной попрекаешь?!

– Правда! – вступилась за сына мать. – Как что, сразу говоришь, что он избалованный. Надо радоваться, что у ребенка все есть.

– Я в возрасте нашего «ребенка» имел свою семью.

– Это потому, что ты удачно женился на мне.

Дальше разговор не имел смысла. Мать и сын хитро переглядывались – наша взяла.

В тот памятный день жена позвонила Бразгину, и он сразу понял, что произошло несчастье.

– Дима, Димочка, приезжай домой! – Он не помнил, когда она его так называла последний раз. Наверное, на свадьбе.

Дома его ждали испуганный Мирон и заплаканная Лена. Как оказалось, вчера ночью сын был с друзьями в баре, хорошо выпил и, когда возвращался назад, сбил человека.

– Он лежал на дороге, папа. Я не видел его, честное слово, не видел! Там была кровь, он стонал. Я так растерялся.

– Не волнуйся, сынок, все будет хорошо, – успокаивала его мать.

– Не будет, – вдруг сказал Дмитрий Олегович. – Мы воспитали подлеца, Лена. Наш сын бросил раненого человека.

– Дима! Вместо того чтобы думать, как спасать ребенка, ты морали читаешь?!

– Ты права, воспитывать уже поздно.

– Надо срочно искать адвоката! Я позвоню папе. – Лена кинулась к телефону.

– А ты сам ничего не хочешь сделать? Найти того человека, которого ты сбил, прийти с повинной в полицию, найти адвоката, наконец? Только сам, Мирон. Сам! Или военных переводчиков учили только транслировать чужеземные мысли, а свои выветрились совсем?

Мирон опустил глаза.

– Папа сейчас приедет и все попробует уладить, – обрадованно сказала Лена.

– Ну, вот видишь, сын, сейчас приедет «скорая помощь» в виде дедушки-генерала, а может, уже и с адвокатом, так что не волнуйся. Можешь пить дальше за рулем и куролесить.

– Отец, зачем ты так?

– Да что ты за такой жестокий человек, Бразгин! – кричала Лена.

– Да, да, – согласился Дима и ушел в свою комнату.

К страху, который постоянно жил в его душе, добавилась тревога, и он чувствовал, что силы его организма истощаются.

Выступая с докладом на трибуне, Дмитрий Бразгин не мог избавиться от чувства вины. Может, он зря так с сыном? Вон, другие детки и не такое выкидывают, и все им сходит с рук. Главное, чтобы не пронюхали журналисты. Поэтому свою планируемую пресс-конференцию он отменит под любым предлогом, потому что какой-нибудь писака-проныра может что-нибудь разведать и задать вопрос, на который ему отвечать совсем не хочется. О проблемах космической отрасли он расскажет журналистам в следующий раз. Да и нечем тут гордиться: последние два года спутники с завидной точностью падали в океан. В одних случаях отказывало оборудование, и спутник терял управляемость, в других – просто не долетал до своей орбиты, потому что на старте взрывалась ракета, которая выводила спутник на заданную траекторию. По каждому инциденту работала межправительственная комиссия, выводы которой были весьма обтекаемые – «человеческий фактор». На самом деле это означало, что в крушении ракеты «Удар-М» виноват конкретный «слесарь Иванов», который загадочно перепутал полюса у датчиков угловой скорости на борту ракетоносителя.