Кротов зашёл в редакцию, без труда нашёл кабинет журналиста Романа Преуспеваева и, не стуча, как учил начальник, зашёл. За столом сидел паренёк лет двадцати пяти, в очках, с патлатой шевелюрой, щуплого телосложения.

– Уголовный розыск, майор Кротов. Ну что, Рома, собирайся, – жёстко сказал Андрей, положив на стол журналиста наручники, – взяли банду «дельфинов», которая организовала тридцать четыре самоубийства через интернет, самые громкие из которых – Овчинников, Мурашко и Гусаков. Всех схватили, уже дают показания, говорят, ты был их идеологом.

Журналист сидел в полном недоумении, его словно паралич сковал, только немного тряслись губы. Через минуту гробовой тишины, глядя сквозь свои круглые очки, журналист выдавил:

– Я не был идеологом этой банды.

– А как же ты первым узнал про самые громкие дела банды «дельфинов»? – как на допросе продолжал Кротов. – Собирайся, поедем очные ставки делать, все на тебя показывают.

– Они лгут, – начал оттаивать журналист, – я не знаю про банду «дельфинов», про самоубийства мне сказал мой однокашник из Фрунзенского РУВД, а я уже всё сопоставил и написал статью о клубе самоубийц.

– Что ты врёшь? – наседал Кротов. – Фамилия однокашника!

– Терентьев, – выдавил из себя Рома.

– Проверим, – с подозрением сказал Андрей, – если не подтвердится, приду и арестую. Как надумаешь ещё хоть что-то написать про банду «дельфинов», только через меня, – и дал свою визитку. – А то наворотишь тут дел, что потом не разгребёшь. По любой информации о банде сразу звони мне, вместе будем думать, что с этим делать. Понятно?

– Конечно, понятно, – с облегчением выдохнул журналист.

Кротов взял со стола наручники и ушёл. А журналист ещё долго не мог прийти в себя, пытаясь анализировать, как он чуть не оказался в банде организаторов самоубийств.

Кротов тем временем набрал начальника Фрунзенского розыска Быкову:

– Здравствуй, Олег Владимирович, – как будто сто лет не видевшись, говорил Кротов. – Кто у тебя занимался делом прокурора вместе с Маевским?

– Привет, Андрей Андреевич, – тоже радостно ответил Быков, – Колосков и Полосович, а что такое?

– У тебя есть такой кадр – Терентьев?

– Да, есть, – подтверждал начальник розыска, – это молодой опер, конечно, он этим делом не занимался, он так, по мелочам.

– Понятно, пришли его ко мне в министерство, разговор будет.

– Хорошо, сейчас пришлю, сильно там его не нагружай, молодой он ещё, неопытный.

И Быков положил трубку.

«Молодой и неопытный, – про себя возмущался Кротов, – а расследование целой кучи опытных ставит под удар».

По пути в министерство Андрей набрал Куликовского, который в архиве переворачивал тома дел:

– Павлик, есть хоть что-нибудь? – с надеждой в голосе спрашивал Кротов.

– Ни-че-го! – растягивал Павел, – уже больше половины дел перепотрошили.

– Если будет хоть что-то, сразу звони.

Кротов шёл по коридору министерства к своему кабинету, как лоб в лоб столкнулся с Осиповичем.

– Ну что, Кротов? Что у тебя есть? – с «наездом» и одновременно с надеждой в голосе спросили шеф.

– Юревич думает, что это «Моссад», – быстро сообразив, что сказать надо хоть что-то значимое, среагировал Андрей, шокировав тем самым начальника.

– Только «Моссада» в центре Минска нам ещё не хватало, – схватился за голову Осипович, – а что у него на «Моссад» есть?

– Пока ничего, – объяснял Кротов, – просто почерк их.

– Где-то в мире были похожие самоубийства? – с надеждой в голосе спросил Осипович.

– Пока таких фактов нет, но мы работаем над этим, – бодро говорил Андрей.

– Думает, к делу не пришьёшь, – недовольно говорил начальник, – но версия хорошая, тогда мы это дело в КГБ передадим, и пусть они сами там с «Моссадом» разбираются. А сам ты что думаешь?